Онлайн книга «Легаты печатей»
А еще (все знают, все!) у него татуировка на заднице: черти лопатами уголь кидают. То-то он даже в сауне вместо плавок семейные трусы носит! Вот он какой, мой шеф Ревенко… Не ожидая приглашения, я села в кресло и взяла протянутую мне бумагу, походя отметив, как дрожат его пальцы. Но что могло случиться? Дело как дело, ничего особенного… Я прочитала бумагу, подождала, прочитала еще раз, затем, все еще не веря, принялась читать в третий. Бумаженция называлась «Рапорт» и была подписана полковником Жилиным, командиром городского ОМОНа, сиречь главным архаром. Странно, его я почти не знала. Кажется, встречались на совещании у мэра, раз или два. Полковник издалека походил на шкаф, вблизи… Вблизи тоже походил на шкаф. И еще на таракана. Усищи рыжие, глазищи пучит. Жил, понимаете ли, на свете таракан, таракан от детства. Я еще тогда подумала… – Давно прислали? Я отложила рапорт и обреченно вздохнула. Бред! И не просто бред, а целый бедлам. Или даже два бедлама. – В час ночи, – устало ответил Ревенко и скривился. – Водки налить, Гизело? Теперь уже скривилась я. Ничего себе денек начинается! А хорошо бы пропустить грамм двести… Ревенко потянулся к дверце шкафчика, пошевелил пальцами. – Ладно, потом… Я из-за тебя, Гизело, сопьюсь скоро! Оставалось пожать плечами. В таком благородном деле всегда найдется предлог. Тем более спиваться он начал еще в армии, за что, по слухам, и переведен к нам. – В общем, так, – наконец резюмировала я. – На квартиру Залесского я архаров не посылала. Все! – Все? – Ревенко потер кулаком покрасневшие глаза, вздохнул: – Значит, не посылала. Сейчас я буду ругаться. Громко. Применяя ненормативную лексику. Какого хе… – Стоп! Я сняла с руки часы, положила на стол. – Две минуты! Начальник следственного покосился на мой «Роллекс», мгновение подумал. – Ладно. Две минуты. – Итак… Я прикрыла глаза, вдохнула, резко выдохнула: – Вчера, приблизительно в десять утра, меня вызвали к шефу. Он всучил мне дело Молитвина и велел поторопиться. Честно говоря, до сих пор не понимаю, почему пропавшим алкоголиком должна заниматься прокуратура, а не участковый. Поскольку у меня еще три незакрытых дела, причем одно – на контроле, я успела совершить лишь следующие следственные действия… Я еще раз вспомнила вчерашний день. Да, все верно. – Примерно в двенадцать часов заехала на квартиру гражданина Залесского, который проходит по делу Молитвина свидетелем номер один, и провела беседу. Вечером хотела вызвать кого-нибудь из инспекторов, чтобы тот пробежался по Срани, но затем решила подождать до утра. Больше – ничего. – Залесский – он… – осторожно перебил Ревенко, сразу став очень внимательным. – По-моему, такой же алкаш, как Молитвин. И еще бабник… А в целом – пустышка. Тот еще тип, этот Залесский! Сальный взгляд, волосатые пальцы с грязными ногтями – и ко всему впридачу толстозадая медсестричка-истеричка с глазами клинической нимфоманки в качестве ангела-хранителя. – По нашим делам не проходил? – Нет. Однажды забрал патруль в пьяном виде. Ограничились внушением. – Так… Две минуты прошли, но ругаться моему собеседнику явно расхотелось. – Значит, ты пошла домой… – И ничего не пошла домой! – возмутилась я. – Какого черта! Вчера я торчала тут до полуночи, закрыла дело Остапчука, потом возилась с этими попами… – А на квартиру Залесского налетели архары. Залесского упустили, зато умудрились поцапаться с работником милиции! Да-а… Плюс эти сволочные кентавры… – Один, – уточнила я. – Один кентавр. Во всяком случае, если верить рапорту господина полковника. Ревенко кивнул и грузно опустился в кресло. – А поскольку Залесский проходит по твоей епархии, наверху решили, что все это – наша самодеятельность. Ты что-нибудь вообще понимаешь? – Ни черта! – охотно сообщила я. – Вначале нам подсовывают откровенную чушь о похищенном алкоголике, затем архары зачем-то устраивают погром, свидетель исчезает… – Составишь рапорт… Дрожащая рука вновь потянулась в дверце, замерла. – Может, все-таки по сто грамм, а? У меня как раз бутылек «Менделейки» завалялся? …Соблазн был велик, причем во всех отношениях. И водка диво как хороша, и портрет Дмитрия Ивановича на этикетке (в сияющих ризах и с лебедиными крыльями) впечатляет. Когда в первый раз увидела – тут же крест сотворила. Святой Менделеев, всея водки-горилки Белой, Малой и Хлебной покровитель! На нашем ликеро-водочном целый идол изваяли, каждый день бескровные жертвы творят!.. – Успеете! – растерянность прошла, и я почувствовала что-то вроде охотничьего азарта. – Рапорт я составлю. Но не раньше, чем поговорю с «главархаром» Жилиным. Пусть объяснит: что он делал у моего подследственного?! – Ты, Гизело, не увлекайся! – Ревенко погладил небритую щеку, поморщился. – У меня на говно нюх. А это дело – такое говенное, что и нюх не требуется. В общем, пиши рапорт и больше ничего не делай, пока не скажу. Что-то с этим алкашом не гладко. Это я и без него поняла. Ради сгинувшего алкоголика не поднимают на ноги прокуратуру и ОМОН. Кто это может быть? ФСБ? Но тогда какого рожна было подключать нас? Нет, не выходит! Загадка – такая же, как лопнувший стояк и замолчавший телефон. А я еще жаловалась на скуку! 3 И при всем при том надо было работать. Рапорт я отложила на вечер, решив малость остыть, дабы не накропать лишнего; после чего в явной нерешительности поглядела на телефон. Сроки поджимали, февраль на исходе, а из четырех дел удалось закрыть только одно, и то – самое плевое. Остаются три. Молитвинское подвисло, да так, что лучше пока не совершать излишних телодвижений, Кривец в очередной раз косит под психа, значит, опять экспертиза, три дня – коту под хвост, это как минимум. Остается «поповское»: Рюмина-Егорова. То самое, из-за которого мне грозит очередное прозвище. На этот раз – «Мадам инквизиторша». Опять-таки, шутки шутками… Напрасно Ревенко хвастает, будто обладает особым чутьем на дерьмо. Эту субстанцию я и сама чую неплохо. Но делать нечего – надо. Рюмина или Егорова? Следовало бы второго, но сегодня моих нервов на него может не хватить. Значит, Рюмин… * * * – Как же так случилось, отец Николай? Вместо ответа – тяжелый вздох. Я пробежала глазами первые строчки вчерашнего протокола. Рюмин Андрей Захарович, он же отец Николай, штатный священник Благовещенского собора. Злостное хулиганство, препятствование отправлению культа, призывы к гражданскому неповиновению… |