Книга Поверить в счастье, страница 20 – Лавиния Бертрам

Карина тоже не двигалась, вбирая в себя полузабытые, но в чем-то новые ощущения. Она не сразу поняла, в чем дело, и лишь спустя какое-то время вспомнила. Мигель обошелся без презерватива. Да, теперь в этом не было необходимости.

— Ты уверена, что мы можем себе это позволить? — с тревогой спросил он, заглядывая ей в глаза.

— Конечно, — поспешно ответила она. — Врач сказал, что секс допустим до самых родов.

— Точно? — Он уже пришел в движение, начав, как всегда, нарочито медленно.

— Ты же мужчина, ты сам должен это знать, лукаво напомнила Карина.

Он покраснел.

— В мужских компаниях такие вещи не обсуждаются.

Карина рассмеялась.

— Оказывается, и тебе есть чему поучиться.

Мигель лежал рядом, стараясь восстановить дыхание, и Карина завороженно наблюдала, как поднимается и опускается его могучая грудь, покрытая густыми черными волосками.

— Как ты вошел? Дверь ведь была закрыта.

— Неужели ты думаешь, что я умею только делать деньги?

— Нет, ты прекрасно делаешь кое-что еще. — Она провела ладонью по поджарому животу. — И в этом деле ты настоящий мастер.

Он остановил ее руку.

— Подожди, дай мне несколько минут.

— Я соскучилась. — В доказательство своих слов она потерлась бедром о его ногу. — Так ты вскрыл замок?

— Меня научил этому отец Рафаэллы. Он прожил трудную жизнь, рос на улице, зарабатывая на кусок хлеба не только головой, но и кулаками. Так вот, он часто повторял, что мужчина должен уметь все. От него я и научился кое-каким штучкам. Открыть замок для меня не проблема.

— А как это воспринял твой отец?

— О некоторых из моих талантов он не догадывается.

Ей было так хорошо рядом с ним. Как в старые добрые времена. И даже лучше. Тревоги и беспокойства отступили, и Карина наслаждалась почти забытым ощущением покоя и комфорта.

— Похоже, кое-какие из своих способностей ты утаивал и от меня. Я, например, не припоминаю случая, чтобы ты помогал мне готовить.

— У тебя и так все прекрасно получалось. Кроме того, мужчине не место в кухне. Хотя, конечно, это не значит, что я не могу поджарить яичницу или сварить кофе. — Он вздохнул. — Мне нравилась та наша жизнь в Нью-Йорке.

— А помнишь, как ты разозлился, когда я сказала, что нам не нужна ни горничная, ни кухарка?

— Мне казалось, что ты просто не справишься с домашними делами. По-моему, глупо все делать самому, если есть возможность переложить часть обязанностей на кого-то еще.

— А мне хотелось делать все самой. Хотелось заботиться о тебе. Хотелось чувствовать себя хозяйкой. Наверное… — Карина замолчала. Да, наверное, подсознательно она стремилась к постоянству. Стремилась поддерживать иллюзию дома и семьи. Стремилась не думать о том, что их отношения носят временный характер. Может быть, поэтому разрыв доставил ей такую боль. Мигель разрушил все то, что было ее миром, что создавалось с надеждой и любовью, что было для нее смыслом жизни.

Она закрыла глаза. Как вычеркнуть из памяти то, что произошло? Как забыть боль и безнадежность последних месяцев? Говорят, что время залечивает самые глубокие раны. Хорошо бы.

— Ты не хочешь включить свет?

— Нет. Мне нужна только ты. Все остальное — лишнее. Прошлое… настоящее… будущее…

Карине было понятно это чувство. Она лежала, прижавшись к Мигелю, слушая глухие удары его сердца, вбирая в себя исходящее от него тепло, вдыхая запах его тела.

— Как дела у твоей матери?

— Она тяжело восприняла известие о том, что у нас с Рафаэллой ничего не получилось. Мать относилась к ней, как к дочери, и считала, что мы вот-вот подарим ей внуков. Но сейчас она уже оправилась.

— Почему ты никогда не говорил мне о том, что она серьезно больна?

— А почему ты никогда не рассказывала о своей семье?

— Потому что у Рины Роуз не было семьи.

— Я чувствовал, что ты скрываешь от меня что-то, и подозревал самое худшее.

Удивленная столь неожиданным признанием, она приподнялась на локте и заглянула в казавшиеся черными глаза, в самой глубине которых мерцали желтоватые огоньки.

— Ты подозревал, что я встречаюсь с кем-то еще?

Мигель промолчал.

— Ты думал, что, познав секс, я не удержусь от того, чтобы испытать его с другими мужчинами?

Он виновато пожал плечами.

— Как же ты мог! — Злость вскинулась в Карине, как пенная волна. Кулак взлетел и опустился на грудь Мигеля.

Мигель хмыкнул и перехватил ее руку.

— Эй, погоди! Да, я подозревал, но не верил. Если бы поверил, то сразу разорвал бы наши отношения.

Да, такой поступок был бы в его стиле.

— Но ты же не поверил, что ребенок твой.

— Не поверил. Если бы ты знала, чего только я не передумал за ту неделю! Знаю, что ты хочешь сказать, и не стану оправдываться.

— Даже не пытайся! — бросила Карина.

В глубине души она понимала, что у Мигеля было достаточно оснований подозревать ее в неверности. Наверное, ему приходилось нелегко, когда она уезжала на гастроли или задерживалась после спектаклей. Популярность требует определенных жертв. И, конечно, его задевало то, что у нее есть от него секреты. Почему она не рассказывала ему всего? Ответ был прост. Та часть ее жизни, о которой он не знал, служила чем-то вроде защитного механизма. Она любила Мигеля отчаянно, самозабвенно, но в глубине души боялась, что, отдав ему всю себя, без остатка, останется в случае беды без какого бы то ни было якоря. Все получилось не так. Защитный механизм не сработал. Якорь не удержал. И теперь у нее не было ничего. Кроме его ребенка.

Мигель вздохнул.

— Мне позвонил отец. Он сказал, что если я не назову дату нашей с Рафаэллой свадьбы, то мать откажется от операции, без которой ее шансы на выздоровление равнялись бы нулю. Я не хотел оставлять тебя, но другого выхода не было. Бывают ситуации, когда выбирать приходится не между хорошим и лучшим, а между плохим и худшим.

Карина недоверчиво посмотрела на него.

— Не может быть. Ты хочешь сказать, что родители склонили тебя к браку шантажом? Но как же они могли поступить так с собственным сыном?

— Ни отец, ни мать ничего не знали о тебе.

Она молчала, потрясенная этой, только что открывшейся ей картиной.

— И все-таки…

— Люди их возраста смотрят на жизнь иначе, чем мы. Они заботились о чести семьи и хотели быть уверены в том, что я выполню свой долг.

— А получилось так, что ты выгнал беременную любовницу и потерял невесту. Вот уж верно говорят, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад.