Книга Поверить в счастье, страница 24 – Лавиния Бертрам

— Конечно. Но я женюсь на тебе не только поэтому.

— Тогда почему же?

— В наших отношениях всегда было что-то особенное. Я хочу, чтобы это вернулось.

— Невозможно.

— В жизни возможно все.

Да, раньше она тоже так считала. Рядом с таким мужчиной, как Мигель Гомес, возможным казалось все. К сожалению, реальность быстро рассеивает иллюзии.

— Не знаю, — неуверенно пробормотала Карина, остро осознавая, что ее желания вступают в противоречие с доводами рассудка. Тот, кто открывает сердце для любви, рискует получить смертельную рану.

— Твоя мать очень огорчится, если наш брак сорвется. Ты ведь не хочешь этого?

Карина усмехнулась — уж она-то знала это лучше многих.

— Чувства моей матери не определяют мою жизнь.

Мигель скептически вскинул бровь.

— Тем не менее ты на протяжении двух или трех лет старательно пряталась под маской и вела двойную жизнь, оберегая как раз чувства своих родителей. Или я не прав? Назовешь другую причину?

— Лучше жить под маской Рины Роуз, чем стать Кариной Гомес.

Она сама не знала, зачем сказала это. Может быть, в отместку за то, как он поступил с ней? Как бы то ни было, едва произнеся резкие слова, Карина тут же пожалела о своей несдержанности.

Удар достиг цели — Мигель помрачнел, кожа на скулах натянулась, а в глазах блеснул недобрый огонек.

— Подумай о нашем ребенке. Одно дело быть законным членом достойной семьи и наследником немалого, уверяю тебя, состояния, и совсем другое — ублюдком, паршивой овцой в семействе Мелроуз.

Она едва не вскрикнула от пронзившей сердце боли. Мужчины всегда бьют сильнее.

— Не смей называть его так!

Взгляд Мигеля смягчился, но лицо не дрогнуло, сохранив холодную решительность.

— Я никогда не употреблю это слово в отношении нашего ребенка, но не могу гарантировать, что он не услышит его от других.

— Знаю. — Карина отвернулась, чтобы смахнуть слезу.

Мигель негромко выругался и прижал ее к себе.

— Не плачь, милая. У меня сердце разрывается, когда я вижу твои слезы. Ну же, перестань.

Она шмыгнула носом.

— Видел бы ты меня в первый месяц после приезда в Портленд. Я ревела днем и ночью. Просто ничего не могла с собой поделать.

Он обнял ее крепче, и Карина вскрикнула. Объятия тут же ослабли.

— Прости, я не хотел сделать тебе больно.

О чем он говорит? О какой боли? Об этой или о той?

Карина подняла голову.

— Расскажи мне о твоей семье. Я же ничего не знаю ни о твоей матери, ни о твоем отце. Как же мне выходить за тебя замуж, если я ни с кем из них не знакома! Ты-то хотя бы поговорил с моей матерью по телефону.

— Я не стану ничего рассказывать, потому что ты скоро увидишь их всех сама. В Аргентине.

— Где?

— В Аргентине. Там, где мы живем.

— А если я захочу жить в Нью-Йорке?

— Так ты хочешь жить в Нью-Йорке? — осторожно спросил он. — Уверена?

В его взгляде было что-то, что заставило Карину отвернуться.

— Вообще-то мне бы не хотелось, чтобы наш ребенок рос в большом городе. Но ведь Аргентина так далеко.

— Мы что-нибудь придумаем. — Мигель наклонился к ее уху. — Хотя лично я за Аргентину, ведь там вырастают такие отличные ребята.

Они рассмеялись.

— Если я выйду за тебя, а ты со мной разведешься, ты не забудешь о моем ребенке?

Этот вопрос мучил Карину давно, потому что выражал страх, живущий в каждой готовящейся стать матерью женщине.

Мигель снова выругался. Вообще он крайне редко позволял себе крепкие выражения, и дело шло к установлению личного рекорда.

— Неужели ты всерьез полагаешь, что я смогу поступить с тобой так? Неужели я похож на чудовище?

Ей нравилась его горячность. Ей хотелось верить ему. И она почти верила. Но…

— Не знаю. Но полагаться в таком важном вопросе только на инстинкты было бы глупо.

— Узы брака нерушимы. Я никогда не разведусь с тобой.

Карина видела, как тяжело далось Мигелю это обещание. Его гордость поставили под сомнение. Нельзя отрицать — это доставило ей мимолетное удовольствие.

— Нашему ребенку, как и всем другим нашим детям, понадобятся оба родителя.

— Ты хочешь еще детей? — удивленно спросила она.

— Да. Только не говори мне, что собираешься остановиться на одном. У нас будет большая семья.

— Согласна. По меньшей мере двое, хотя мне больше нравится цифра четыре.

Мигель сделал вид, что задумался.

— Похоже, мне придется поднапрячься, чтобы прокормить такую ораву.

— Следует ли понимать твои слова так, что мне не придется работать?

— Разумеется. Дело женщины — заниматься домом и детьми. Зарабатывать должен мужчина.

— Спасибо, — с легкой иронией, оставшейся незамеченной Мигелем, поблагодарила Карина.

— Разве это не убедительный аргумент в пользу брака? Подумай, сколько преимуществ ты получаешь, — с непоколебимой самоуверенностью, свойственной лишь тем, кто никогда не сомневался в силе денег, потому что не ведал их недостатка, продолжал Мигель.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Почему?

— Потому что в моих силах дать тебе все, что необходимо для счастья.

Все, что необходимо для счастья. Все, кроме любви, грустно подумала Карина. А может быть, счастье бывает и без любви? Разве страсть не способна заменить любовь? Если судить по минувшей ночи, мужчина и женщина могут обойтись без любви. Страсть. Деньги. Уважение. Если бы Мигель не уважал ее, то никогда бы не предложил выйти за него замуж — в этом Карина не сомневалась.

— Жаль, тебя не слышит моя мать. Твои слова пролились бы бальзамом на ее душу.

Он помолчал, потом посмотрел на нее. Посмотрел расчетливо. Как бизнесмен, совершающий крупную сделку.

— Если ты выйдешь за меня, я обеспечу твоим родителям достойную жизнь.

Она понимала его желание заботиться о ней и ребенке, но то, что Мигель брал на себя и заботу о ее семье, говорило о многом.

— Мама будет очень благодарна.

Он кивнул, но не стал задерживаться на этой теме.

— Твоя мать не хочет помпезной свадьбы. Наверное, чтобы избежать ненужных разговоров. И… — Мигель замялся, но все же закончил: — Тебя не смущает, что ты пойдешь под венец беременная?

— Нет. А почему я должна смущаться? — Конечно, было бы лучше, если бы ребенок был зачат в браке, но раз уж случилось по-другому, то вряд ли стоит создавать для себя дополнительные психологические проблемы.