Книга Неприступные стены, страница 13 – Шарон Фристоун

— Что рассказать тебе? Я училась в университете. Получила диплом. Нашла работу в Британской библиотеке. Я должна была выйти на работу в сентябре. А жить мы собирались вместе с Джинни в двухкомнатной квартире. Но ничего не получилось. Папа и Виржиния погибли. Они, как всегда, ездили отдыхать во Францию, и на обратном пути поезд сошел с рельс. Так что Джонни остался у меня на руках.

Она не стала рассказывать про издательство, про то, что скоро выйдет ее первая книга, а на подходе еще одна, и еще четыре в планах.

— А где сейчас Джонни? — поинтересовался Марко.

— Родители Джинни взяли его погостить на несколько дней. К ним как раз приехала Памела, сестра Джинни, с ребенком. Так что мальчишкам хорошо вместе.

Она не добавила, что викарий еле-еле уговорил ее оставить Джонни. Последним аргументом было прибытие маленького приятеля для брата.

— Я был очень опечален, когда услышал о гибели твоих родных. Я тогда был в Южной Америке и не мог приехать на похороны.

Марко поправил какую-то безделушку на письменном столе и присел на его край. Оливии почти удалось убедить себя в том, что это нормальный разговор старых знакомых.

— Спасибо за венок, — сказала она.

Она помнила, как удивилась, обнаружив среди венков один от Марко. После их разрыва, насколько ей было известно, ни отец, ни Виржиния никогда с ним не виделись.

— Твой отец был очень хороший, добрый и порядочный человек, — сказал Марко.

Оливия поморщилась. Как у него хватает наглости говорить об отце. После того, как он безжалостно обвел его вокруг пальца!

Она с трудом сдержала горькие слова. До сих пор ей не верилось, что отец сделал такую неслыханную вещь. И ни слова не сказал дочери. Но злить Марко — себе дороже обойдется.

— Я, до сих пор, по нему тоскую. Но мы с Джонни справляемся. Да и Блэки помогает. Она всегда с нами.

— А что случилось со светловолосым Адонисом? — Марко бросил взгляд на ее левую руку, где не было обручального кольца. — Как его звали? Саймон, кажется?

Он задал вопрос, как бы между прочим, и Оливия не заметила подвоха.

— Последнее его приключение — Африка. Он там учит местных детишек английскому. — Оливия помолчала, улыбаясь немного грустно. Ей всегда не хватало Саймона. — Саймон — не любитель писать письма. Может, он уже и не в Африке, а где-нибудь на Марсе, — добавила она.

— И тебя это нисколько не беспокоит? — поинтересовался Марко.

— Нет, конечно.

Тут только Оливия заметила, как пристально Марко разглядывает ее. И — вспомнила.

— Ай-ай-ай! — покачал головой Марко. — Женское легкомыслие. Но меня оно почему-то больше не удивляет. Ты совсем не изменилась.

Она вспомнила слова, которые он говорил тогда Терезе. Вспомнила свое отчаяние, и унижение, и боль. Кто бы говорил... Она в ярости распрямила плечи.

— Нет, ты ошибаешься. Я очень изменилась. Я уже не та наивная, невинная простушка!

— Да-да, я вижу, — цинично усмехнулся Марко. — Значит, теперь, когда легкомысленный Саймон в бегах, ты явилась ко мне и просишь помощи.

Оливия поежилась. Но что она могла поделать? Она намеренно дала Марко понять, что Саймон — ее любовник. Что же теперь строить оскорбленную невинность? Но она все равно молчать не станет!

— То, что ты сказал, — очень некрасиво, — проговорила она.

— Зато, правда, — пожал плечами Марко.

Не успела она опомниться, как он схватил ее за плечи, рывком поставил на ноги и привлек к себе.

— Помнишь, как было когда-то, — прошептал он.

Она лишь тихонько вскрикнула, а он уже закрыл ей рот поцелуем. Жадным, страстным поцелуем.

Она яростно билась в его руках, но ее руки были зажаты. Он не отпускал ее губ... Постепенно она затихла и ослабела, и давние чувства вновь всколыхнулись в ее душе. Он расслабил объятия и больше не причинял ей боли. Губы его стали нежнее. Одной рукой он ласкал ее волосы, а другая бессознательно скользила по спине, прижимая ее к себе, ближе, ближе. В ноздри ей ударил такой знакомый и волнующий аромат его туалетной воды и еще чего-то неуловимого, такой мужской, такой возбуждающий запах. Вновь ощущения, которые она так и не смогла побороть за все эти годы, вновь они околдовывали ее и лишали воли.

Неожиданно он отстранился. Пристально, бесстрастно посмотрел в ее затуманенные страстью глаза.

— Я так и думал. Притяжение осталось.

Он обхватил ее за талию и вновь притянул к себе.

— Остается один вопрос: что мы с этим будем делать?

Какое унижение! Она таяла от страсти в его объятиях, а он остался холоден словно айсберг!

Пунцовая от стыда, она уперлась локтями ему в грудь.

— Я ничего не собираюсь с этим делать. Все, что мне нужно от тебя, это получить прямой ответ — каково твое решение насчет дома. Вот и все, что есть между нами. Ты выкупишь мою долю? Да или нет? — требовательно повторила она.

Она сделала попытку прямо и смело взглянуть ему в глаза, но тут же отвела взгляд. Он возвышался над ней, такой огромный, сильный и угрожающий, что она испугалась. Не нужно злить его.

Марко потребовалось все его самообладание, чтобы сохранить на лице холодное, непроницаемое выражение. Хотя она и отводила нарочито взгляд, от него не укрылось ее волнение и возбуждение. Голубая жилка на ее шее билась, словно птичка в силках. Он с трудом удержался. Единственным его желанием сейчас было поднять ей юбку и овладеть ею прямо здесь, на столе.

— Ты все сказала? — сквозь зубы процедил он.

— Ты не ответил.

С тех пор, как он узнал о смерти ее отца, он ждал, что она к нему обратится. И он не собирался облегчить ей этот момент. После своего предательства она заслужила наказание.

Он медленно провел ладонями по ее бокам, задержал их на ее груди, потом тяжело опустил их ей на плечи.

К ужасу Оливии, она почувствовала, как груди ее напряглись и округлились под его прикосновениями.

— Пусти, — вскрикнула она.

Марко почувствовал ее дрожь и самодовольно убрал руки. На сегодня достаточно. Он узнал, что хотел.

Демонстративно он взглянул на часы:

— Мне пора идти. Меня уже ждут. А по поводу твоего дела... Дай подумать.

Оливия замерла. Наконец-то, закончатся мучения неизвестности. Но... Он смотрел на нее с улыбкой, в которой не было ни тени юмора.

— По поводу твоего дела. Завтра у меня свободный день. Я приеду в Ковердейл-парк и осмотрю недвижимость. За четыре года с ней все что угодно могло произойти. Трещины в фундаменте или что похуже. А я не хочу покупать кота в мешке.

Оливия сжала пальцы в кулаки. Какой же он негодяй — нарочно мучает ее. Но что она могла сделать? Выбора у нее нет.