Книга Хроники Амбера. Книги Мерлина, страница 254 – Роджер Желязны

Я кивнул и продолжил жевать. Спустя какое-то время:

— Ты объяснилась в этом на прошлом цикле, — сказал я.

Лениво плескались морские волны. Радуга прыгала по столу, по маминому лицу.

— Есть что-то ещё? — спросила она.

— Почему бы тебе самой не сказать мне? — сказал я.

Я почувствовал её взгляд. Я встретил его.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — ответила она.

— Тебе известно, что Логрус разумен? И Лабиринт? — сказал я.

— Это сказал тебе Мандор? — спросила она.

— Да. Но я знал об этом до его слов.

— Откуда?

— Мы были в контакте.

— Ты и Лабиринт? Ты и Логрус?

— И то, и другое.

— И с каким результатом?

— Возня, я бы сказал. Они увлечены силовой борьбой. Они просили меня решить, на чьей я стороне.

— Какую ты выбрал?

— Никакую. Зачем?

— Тебе следовало рассказать мне.

— Зачем?

— Для совета. Возможно, для поддержки.

— Против Сил Вселенной? И как тесно ты связана с ними, мама?

Она улыбнулась.

— А вдруг такая, как я, может обладать особым знанием их проявлений.

— Такая, как ты?..

— Колдунья своих искусств.

— Так насколько ты хороша, мама?

— Не думаю, что они много лучше, Мерлин.

— Семья, по-моему, все всегда узнает последней. Так почему бы тебе самой не потренировать меня, вместо того, чтобы отсылать к Сухэю?

— Я плохой учитель. Я не люблю натаскивать людей.

— Ты натаскивала Ясру.

Она склонила голову вправо и сузила глаза.

— Это тебе тоже рассказал Мандор?

— Нет.

— Тогда кто?

— Какая разница?

— Значительная, — отозвалась она. — Потому как не верю, что ты знал об этом во время нашей последней встречи.

Я вдруг вспомнил, что тогда, у Сухэя, она что-то говорила о Ясре, что-то, подразумевающее приближённость к матери, что-то, против чего я, конечно же, обязательно бы вякнул, но в тот раз я вёз груз предубеждений в ином направлении и под жуткий грохот летел вниз по склону холма с тормозами, рассыпающими забавные звуки. Я чуть не спросил, почему так важно, когда я это узнал, как вдруг сообразил, что на самом деле она спрашивает, от кого я это узнал, и её заботит, с кем я мог говорить на такие темы со времени нашей последней встречи. Упоминание о люковом призраке из Лабиринта казалось неразумным, так что:

— О'кей, Мандор скользнул по этому, — сказал я, — а затем попросил забыть.

— Другими словами, — сказала она, — он ожидал, что это докатится до меня. Зачем он сделал именно так? Как любопытно. Человек чертовски коварен.

— Может, он скользнул — и все.

— От Мандора не ускользает ничего. Никогда не становись его врагом, сынок.

— Мы говорим об одной и той же персоне?

Она щёлкнула пальцами.

— Естественно, — сказала она. — Ты знал его только ребёнком. Потом ты ушёл. С тех пор ты видел его всего несколько раз. Да, он коварен, хитёр, опасен.

— Мы всегда ладили.

— Конечно. Без веской причины он не враждует никогда.

Я пожал плечами и продолжал есть.

Чуть погодя она сказала:

— Осмелюсь предположить, что и меня он отрекомендовал подобным образом.

— Что-то не припоминаю, — ответил я.

— Он давал тебе уроки осмотрительности?

— Нет, хотя в последнее время у меня была необходимость взять пару уроков.

— Несколько ты получил в Эмбере.

— Тогда они были столь хитроумны, что я их не заметил.

— Ну-ну. Может, я больше не буду причиной твоих огорчений?

— Сомневаюсь.

— Так что же могло понадобиться от тебя Лабиринту с Логрусом?

— Я же сказал — выбор одной из сторон.

— Так трудно решить, которую ты предпочитаешь?

— Так трудно решить, которая мне меньше нравится.

— Лишь потому, что они, как ты говоришь, тасовали людей в борьбе за власть?

— Именно так.

Мать засмеялась. Затем:

— Это выставляет богов не в лучшем свете, в сравнении с нами, прочими, — сказала она, — но и не в худшем. Можешь высмотреть здесь источники человеческой морали. Да это и лучше, чем вообще ничего. Если эти мотивы неубедительны для выбора, тогда позволь править другим соображениям. В конце концов, ты — сын Хаоса.

— И Эмбера, — сказал я.

— Вырос ты при Дворах.

— А жил в Эмбере. Там мои родственники столь же многочисленны, как и здесь.

— Тебя это так волнует?

— Если б нет, то дело резко упростилось бы.

— В таком случае, — сказала она, — ты должен скинуть эти карты.

— Что ты имеешь в виду?

— Спрашивай не о том, что тебя больше привлекает, но о том, кто больше для тебя делает.

Я сидел и прихлёбывал прекрасный зелёный чай, пока шторм подкатывался ближе. Что-то плескалось в водах нашей бухточки.

— Ну хорошо, — сказал я. — Спрашиваю.

Она наклонилась вперёд и улыбнулась, глаза у неё потемнели. Она всегда превосходно контролировала лицо и форму, подгоняя их под настроение. Совершенно очевидно, что она — один и тот же человек, но иногда может явиться чуть ли не девочкой, а иногда становится зрелой и привлекательной женщиной. В основном мать тянет на нечто среднее. Но сейчас вневременье вошло в её черты — не возраст, а суть Времени — и я осознал вдруг, что никогда не знал её истинных лет. Я видел, как нечто, похожее на вуаль древней силы, окутывает это, то что было моей матерью.

— Логрус, — сказала она, — приведёт тебя к величию.

Я продолжал разглядывать её.

— К какому величию? — спросил я.

— К какому ты желаешь?

— Я не знаю, желаю ли я вообще величия как факта, самого по себе. Это вроде желания быть инженером, вместо желания что-то конструировать… или желания быть писателем, а не желания писать. Величие — побочный продукт, а не вещь в себе. В противоположном случае оно — примитивный ego-экскурс.

— Но если ты заслуживаешь его… если ты достоин его… не следует ли тебе обладать им?

— Возможно. Но я никогда ничем не обладал, — взгляд мой упал на стремительный яркий круг света под тёмной водой, словно убегающий от шторма, — кроме, разве что, странного куска «железа», который вряд ли попадает под категорию величия.