Онлайн книга «Маг для особых поручений. Время лжи»
|
– И причина всего этого во мне? – растерянно пролепетал Темьян. – Да, дорогой. Но твои способности имеют и одну неприятную для окружающих сторону. – ??? – Кровь, сынок. Кровь окружающих тебя людей и урмаков приобретает определенные качества, которые можно использовать в… Но не будем лезть в дебри магии. Важно, лишь, что в живых не останется никого из тех, с кем ты жил, общался, дружил. – Я пойду туда – драться вместе со всеми! – Ты останешься и будешь делать то, что я говорю! Темьян чуть не заплакал. Отец! Брат! Ариса!!! Он в отчаянии взглянул на мать: – Но зачем же вы с отцом пришли сюда и подвергли стольких людей и урмаков опасности? – Перед тем как поселиться здесь, мы честно рассказали свою историю жителям. Они знали, что может произойти. – И они позволили вам остаться?! – Как видишь. – Она оглянулась. Огонь жадно лизал стены, в некоторых местах они уже прогорели насквозь. – Все, Темьян. На разговоры больше нет времени. Остальное ты узнаешь сам. Она взяла флягу и плеснула остро пахнущую жидкость в сложенную горстью ладонь: – Пей! Пора начинать Посвящение Зверю. Повинуясь ее взгляду, Темьян упал на колени и стал лакать горькую, пряную настойку. К горлу подкатила тошнота, в животе начались рези. Он скривился от боли и посмотрел на мать. – Твой организм еще не готов, Темьян, но выбора у нас нет. Ты выдержишь, я знаю. Она провела ногтем по своему запястью, словно острой бритвой перерезая вену. Густым ручейком быстро-быстро побежала темная кровь. – Я… не могу, – онемевшими губами прошептал Темьян. – Ты должен. Другой Добычи у нас нет. Я твоя Добыча. – А… он? Темьян указал на остывающий труп кабаёши. Мать в ответ усмехнулась: – Нет, сынок. Кровь охотника на оборотней не годится урмаку. Давай, Темьян, начинай. – Нет! Пожалуйста, нет! – Ему казалось, что он сходит с ума. Этого не могло происходить на самом деле! Только не с ним! – Темьян, тебе все равно придется. Добровольно или под гипнозом. Поверь мне, в первом случае будет легче. Он потерял дар речи от ужаса, представив, что станет пить ее кровь. Он мог только отрицательно мотать головой и мелко-мелко дрожать… …Вероятно, она все же использовала гипноз, потому что очнулся он припавшим к ее руке и жадно глотающим кровь. И даже порыкивающим от удовольствия. Она лежала на сене, и другая ее рука гладила мягкую белую шерстку Кунни, которого трясло как в лихорадке. – Молодец, сынок, личину Паука и Кабана ты прошел отлично. Давай еще глоточек – и станешь Драконом. Он оторвался от ее руки, чувствуя во рту кровь. Его стало рвать, и он едва успел отвернуть голову, чтобы не запачкать ее. Ему было трудно дышать. Запах гари проникал в ноздри. Он заметил, что огонь со стен перешел-таки на сено и быстро сужал огненное кольцо. – Давай, Темьян. У меня уже нет сил на гипноз. Осталось всего три личины. Если сейчас ты отступишь, смерть отца и брата окажется напрасной. Как и смерть Арисы и всех жителей деревни. Темьян помертвел и припал к ее руке. Кровь уже не успевала сбегать в его жадный рот, и он высасывал густую горьковатую жидкость, запрещая себе думать обо всем, кроме Охоты. Его мутило от отвращения к себе и жалости к ней, к отцу, к Сцилу, к Арисе… …Дракон лизнул раздвоенным языком материнскую руку, но промахнулся, не рассчитав расстояния. Темьян плохо контролировал свою иную ипостась и пока не умел хорошо владеть новым телом. Он придвинулся ближе – оказалось, что слишком, – и случайно сильно укусил руку, расширив и без того растерзанную рану. Лежащая женщина даже не вздрогнула. Она улыбалась, но лоб ее покрывала испарина. – Не бойся, сынок. Я блокирую свою боль. Продолжай, осталось немного. Обострившимся звериным чутьем Темьян понял, что она врет, что ей невыносимо больно, но продолжал терзать зубами искалеченную руку, превращаясь в Барса. Хрустнула перекушенная кость, но он уже не мог остановиться. Он не только сосал кровь, но и кусал, рвал вкуснейшую человеческую плоть, чувствуя, что им овладевает безумие – он превращался в настоящего зверя, теряя всякую связь со своим человеческим началом. Внезапно вместо крови его язык ощутил резкий отвратительный вкус караспиллы. Темьян очнулся – в его пасти оказалась фляга с грибной настойкой – и стал превращаться в человека. – Мама, – прошептал Темьян, увидев наконец, что он с ней сделал. Она жестко взглянула на него и резко сказала, обжигая презрением: – Не распускай нюни, слабак! Тебе предстоит последняя, самая сложная личина. – Еще одна?! Но их и так уже было четыре! – У тебя есть пятая. – Женщина закашлялась от дыма. Огонь почти сжал смертельные объятия. Кунни жалобно повизгивал, но не трогался с места, а только теснее прижимался к человеческому боку в поисках защиты. – Больше ты не имеешь права на жалость, Темьян. Ты примешь свой последний облик и останешься в нем, пока кабаёши не покинут деревню. Ты увидишь мою смерть и смерть Кунни, но ни вздохом, ни взглядом не выдашь себя. Потом ты увидишь, что они сделали с жителями. И с Арисой. Но ни вздохом, ни взглядом не выдашь себя. Потом, когда все закончится, у тебя достанет сил обернуться человеком и уйти отсюда. Ты не сойдешь с ума, не превратишься в зверя и не покончишь с собой. Ты будешь жить, и однажды от тебя будут зависеть судьбы миллионов людей и урмаков, и вот тогда ты вспомнишь этот день и поступишь как должно! – Мать произносила слова тихим, размеренным голосом, и они прочным заклинанием ложились на разум Темьяна, защищая его от надвигающегося безумия. – Но почему я? – Он был почти спокоен, и только на самом краю сознания билось дикое желание умереть. Вместо нее или хотя бы вместе с ней. – Таков приговор Скрижалей Пророчеств. Никто не в силах изменить его. Она легонько оттолкнула Кунни, высвобождая вторую руку. – Тебе нужна свежая кровь, сынок. У меня нет сил. Вскрой мне вену сам. И Темьян послушно обернулся Барсом и полоснул когтями по материнской руке. Припал. Стал глотать густую кровь, готовясь воплотить свою пятую и последнюю ипостась. А потом… Потом с ним стало происходить что-то странное. Он перестал чувствовать свое тело! В панике он вскочил и завертелся на месте. Его зрение исказилось. Он видел одновременно со всех сторон всей поверхностью своего… не тела, а того, чем он был в этот миг. Видел не очень отчетливо, будто сквозь толщу воды. Желто-красной воды. Остальные цвета исчезли, растворились во всевозможных оттенках желтого, порой такого ослепительно яркого, что запросто могли поспорить с белым, и красного, иногда по густоте доходящего до черного. |