Книга Наследники Скорби, страница 7 – Екатерина Казакова, Алена Харитонова

…Когда он вышел из бани, хозяйка заимки сидела на лавке возле избы и трепала рыжую кошку, заставляя ту вырываться, сердиться и шипеть.

— Ну, идем, накормлю тебя, — кивнула девушка креффу.

Он вошел в дом, и показалось, будто не раз здесь бывал. Деревенские избы похожи меж собой, что верно, то верно, но все же не о том сходстве думалось. Огняна словно бы источала тепло. Рядом с ней все казалось каким-то родным, даже стены незнакомого ранее жилища.

— Садись, — она кивнула на скамью у стола. — Похлебка у меня пшеничная да лепешки.

И принялась сноровисто накрывать на стол. Утвердила пузатый горшок, исходящий паром, миску, ложку, в деревянный ковш-уточку налила холодного кваса, принесенного из ледника, выложила на плоское блюдо лепешки…

— Что? — удивилась девушка. — Что ты так смотришь?

Крефф покачал головой и молча принялся есть. Она ни о чем не спрашивала. Ему не хотелось говорить. В избе было тихо, уютно… Ихтору вспомнилось детство, дом, где он вырос, мать, которую он уже почти забыл. У них тоже было тихо и уютно, а летом в раскрытую дверь проливалось солнце, ложилось длинной полоской на дощатом полу, и видимые в его лучах пылинки танцевали бесконечный танец…

— …с тобой?

Обережник очнулся, поняв, что на несколько мгновений так глубоко ушел в себя, что перестал слышать Огняну.

— Что?

— Случилось чего с тобой? — повторила хозяйка. — Зверь дикий напал?

И она кивнула на его обезображенное лицо.

— Напал, — кивнул Ихтор. — Оборотень.

— Ой… — покачала рыжей головой девушка. — Страсть-то какая!

Крефф пожал плечами. Он по первости долго привыкал к тому, что навсегда стал уродом, но с годами смирился. Забыл даже, каково это — смотреть на мир двумя очами, каково это — когда девки не шарахаются, а бабы и старики не смотрят с жалостью.

— Небось, девки тебя боятся? — угадала Огняна.

— Ты-то вон не испугалась, — усмехнулся лекарь.

Обитательница заимки рассмеялась:

— У нас тут редко люди бывают — в глуши такой, так что каждый за радость. А стать мужская, она не в красоте… — Янтарные глаза сверкнули.

— А в чем же? — спросил Ихтор, дивясь смелости вдовушки.

Но Огняна и тут его удивила, ответив:

— Стать мужская — здесь, — и легонько постучала пальцем по здоровому виску гостя, потом задумалась и добавила: — И здесь.

Теплая ладонь слегка коснулась широкой груди.

— С лица воды не пить. Так матушка говаривала. А мужик добрым должен быть и умным. С таким хоть до ста лет живи — горя знать не будешь. Ну, наелся ты?

— Да. — Он отодвинул миску и посмотрел в отволоченное окно. На лес опускались сумерки.

Целитель перевел взгляд на девушку:

— Видать, сегодня родичи твои уже не возвернутся. Темнеет.

Рыжка грустно кивнула:

— Небось, на торгу задержались, а, может, свататься поехали. Отец хотел парням невест подобрать. Они уж взрослые у нас — по восемнадцать весен.

Ихтор улыбнулся:

— Близнецы?

Девушка в ответ махнула с усмешкой рукой:

— Тройняшки. Всю душу в молодчестве вымотали. Мать-то в родах померла. Вот отец нас один и тянул. Да я помогала. Хотя, чего я там напомогать могла, в семь-то лет… Эх.

И Огняна горько покачала головой. Целитель смотрел на ее живое, часто меняющееся от веселья к грусти, от грусти к радости лицо и любовался в душе. Следующий вопрос — неловкий, неуместный, сорвался с губ сам собой:

— А тебя что ж до сих пор не сговорили?

Сказал и осекся.

Но хозяйка не обиделась, посмотрела на него серьезно и ответила:

— А ты бы в дом — сыну своему — бабу вдовую да еще и бездетную взял бы? — и тут же просветлела, уводя разговор в другую сторону: — Ты мне лучше скажи, почто в глушь нашу заехал? Ищешь кого али заплутал?

Он улыбнулся:

— Ищу. Детей с Даром ищу.

— Колдунов, что ли? — удивилась девушка. — Ишь ты. Вот ведь доля у вас…

И Огняна покачала головой:

— Тяжко, поди, ярмо-то это носить?

Мужчина сперва не понял, о каком ярме она толкует, но через миг дошел.

— Дар-то?

— Ну да, — кивнула собеседница. — Поди, иной раз хочется просто дома посидеть, у печи, кота вон погладить. Хоть какой да уют. Не в седле же с утра до ночи трястись.

Ихтор в очередной раз улыбнулся. С ней было легко и приятно беседовать, будто бы знакомы они были давно. А еще в Огняне необъяснимо соединялась девичья прелесть, женский ум и детская прямота. Лекарь уже открыл рот, чтобы ответить, однако не успел произнести ни звука: в сенях яростно завыли коты.

— Ах вы, окаянные! — всплеснула руками Огняна и вылетела прочь из избы.

С усмешкой Ихтор слушал, как она распекает хвостатых крикунов:

— Совсем очумели? А ну — кшыть! Гостя не тревожьте!

Она еще некоторое время честила своих подопечных, но беззлобно, весело, больше для отвода души. А когда вернулась в избу, принялась стелить Ихтору на лавке в углу у печи, за занавеской, там, где видимо, спала сама.

— Ты ложись, ложись… Дураки эти до утра орать будут. Но я их, если совсем раскричатся, выйду, спугну, чтоб не мешали тебе. Отдыхай. Я постелила уже.

Крефф кивнул. Крики котов его не смущали.

Поэтому он улегся, с наслаждением вытягиваясь на широкой лавке. За занавеской слабо сияла лучина, и слышалось тихое жужжание веретена. Огняна села прясть. Ихтор закрыл глаза. Мягкий сенник пах сухой травой и домом. От этого обережнику было спокойно, уютно. Да еще где-то на печи громко и раскатисто урчала кошка, убаюкивая уставшего странника монотонным пением.

Сквозь плотную дрему он слышал, как Огняна снова шикнула на разбуянившихся котов, как те обиженно взвизгнули, когда она кинула в них тряпкой. А потом крефф разобрал шуршание одежды — хозяйка забралась на печь и улеглась, укрывшись одеялом.

В избе было тихо и темно, и от осознания, что где-то совсем рядом спит девушка с рыжими пушистыми волосами, становилось теплее на душе.

* * *

Гость уехал утром. Огняна накормила его кашей и блинами, завернула этих же лакомств в холстину:

— На вот, поешь. Встрешник с этими горшками — съешь, да и выкини. Что уж, горшков, что ли, мы не налепим… бери, бери…

Она так ласково, так настойчиво уговаривала, что крефф не нашел в себе сил отказаться. Так и сунула ему в руки горшок с кашей и деревянное блюдо с блинами. Ихтору сделалось смешно, однако в происходящем было столько тепла и заботы, что ему вновь поблазнилось, будто Огняна — родной человек. А от заботы родни как отнекаешься?