Онлайн книга «Наследники Скорби»
|
— А вы, наставники, поговорите с выучами. Особенно со старшими. Пусть знают о том, какие дела творятся, готовы будут. Да и младшим рассказывайте, — и сказал с нажимом: - помаленьку , не то с перепугу штаны будут по ночам пачкать. Посадник в сердцах махнул рукой и поморщился: — Ольст, Озбра, готовьте старших. Дарену я сам скажу, как обратно из казематов поднимется. Завтра отправитесь на лов. Возьмите самых толковых. Ихтор, Руста, отрядите с ними на каждую ватагу по целителю, мало ли что там. Лашта, а ты — по колдуну. Из Донатосовых подлетков тоже кого-нибудь отбери. Ратоборцы. Вы разделитесь на три отряда. Один — в сторону Гориц, другой — к Вайлугам, третий — к Тихим Бродам. Оттуда ныне сорока прилетела, слезницу принесла — де зажирают. Да и Милад погиб. Стало быть, Броды из Семилова ратоборца не дождутся. Заменить парня надо… Ольст, отправь туда Звенц а Он из твоих — самый толковый. Ну и… осторожны будьте, всяко Серый в те места направится: знает, мерзавец, что сторожевики обескровлены. Коли удастся кого из Стаи его схватить — везите в Цитадель. Может, узнаем, что у паскудника на уме. Обережники кивали. Нэд прервался и заключил: — Тяжкие времена для Цитадели настали. Идем, как по тонкому льду. Осторожны будьте. Выучей берегите, да и сами… Лесана. Посадник отыскал девушку глазами. Она сидела на краешке скамьи, в точности на том месте, где раньше обосновывался ее наставник. Обережница услышала свое имя и встрепенулась. Тамир, который стоял рядом, привалившись к стене, тоже устремил взгляд на Нэда. — Вы отдохните пока, тронетесь через пару дней с одним из обозов в сторону Белого Яра. Девушка в ответ покачала головой: — Мне домой дорога, — сказала она негромко, — там брат у меня. Осененный. Забрать надо да в Цитадель привезти, а то не вышло бы, как с Беляном. — Осененный? — удивился Глава. — Отчего ж молчала? Лесана покраснела и ответила: — Дите ж совсем. Одиннадцать весен. Меня в семнадцать забирали. Думала, рано… Нэд сердито постукивал ногой по полу: — Думала… ну, добро, хоть думала. Одно жаль — молча. Не известив никого. У выученицы Клесха полыхало лицо. Стыдища-то! — Ладно, хватит ушами гореть. Эдак пожар тут устроишь, — смягчился посадник. — Поезжайте. Тамир, по пути все деревни и веси наузами снабди. Людям объясните, что к чему, да не переусердствуйте. Зазря не пугайте. А потом обратно сразу же — мальца под защиту Цитадели. Ну и… тоже… без лютости там… поберегитесь. Забота у бывшего Главы вышла неуклюжая, какая-то неловкая, и оттого каждый, находящийся в покое, заметил ее, уловил тщательно скрытое волнение. — Нэд, — подал голос со своего места Ольст и привычно потер больное колено, — ты не сказал, что делать с парнем. Посадник сперва не понял, о каком таком парне толкует ратоборец, да и креффы не сразу дошли, а когда дошли, помрачнели. И правда, что с ним делать теперь? — Лашта, науз на нем поднови, чтобы не мог кинуться. Колдун кивнул и спросил: — А… в остальном как с ним быть? — То-то и оно. Кто его накормит? — дребезжащим голосом поинтересовался Ильд, приглаживая плешивый затылок. — Ему ж, поди, рано или поздно крови захочется. — Подумаю, — ответил Нэд, понимая, что сколько ни думай, а кому-то все одно придется нацедить пленнику вещей руды. Хранители прости. И не денешься никуда. Расходились в тяжелом молчании. После рассказа Лесаны и разговора с трясущимся Беляном в душах креффов поселилась беспросветная темная тревога. Каждый новый день только добавлял людям горестей, усугубляя взваленную на обережников ношу. Ежели и дальше так пойдет — даже каменный хребет Цитадели рано или поздно переломится. Отчего, когда казалось, будто хуже быть уже не может, судьба-злодейка обрушивала на Осененных свой железный кулак? Увы. Ответа на этот вопрос не было ни у кого. Ой, светит со-о-олнце по-над ле-э-эсом… Ой, мне девице — пе-э-эча-а-аль… Ой, мой лю-у-убый не верне-о-отся-а-а… Перепу-у-утались пути-и-и… Голоса у Светлы не было вовсе. Как и слуха. От этого в темном каземате, где и без того было жутко, а под каменными сводами тукалось эхо, делалось еще тоскливее. Да и песню она выбрала… как назло — тошную, долгую, горестную. Что будет в этой песне дальше, Стеня знал. Девица будет долго-долго убиваться по уехавшему л ю бому, расписывать, как ей одиноко, как летят над лесом облака, как опускается ночь, а потом начнет предполагать, что же случилось с ненаглядным — задрал ли его волк в чащобе, накинулся ли упырь, конь ли ногу сломал или еще какая напасть приключилась. После этого девушка поклянется ждать ненаглядного во что бы то ни стало, а потом приедет ее отец и скажет, что любимого больше нет, де, сгиб обоз, с которым он ехал. Тогда девушка будет петь о том, как ей одиноко, как опустел белый свет, как опостылело все, а потом пойдет на закате бросаться в омут, но из леса к ней вынырнет волк. Тогда несчастная узнает в нем жениха и умрет от его когтей и клыков, плача о горькой своей и его доле, но радуясь, что хоть в миг страдания смогла снова оказаться рядом с ним. Да, песня была длинная, тоскливая и заунывная. А что самое страшное — сейчас Светла стояла только в самом начале бесконечного жалобного повествования… Шелкова-а-а трава пони-и-икла, Тучи че-о-орные ползу-у-ут… Ой, мой, ми-ы-ылы-ы-ый не верне-о-отся, Ой, оста-а-алась… В этот миг, к немалому облегчению Стени, дверь в казематы распахнулась и в проеме возник Дарен, толкающий поперед себя затравленного паренька. Хм. Вроде ж не из выучей. Новенький если только. — Ишь ты, Стенька, — усмехнулся крефф, — да тебя тут песнями балуют. А вы все каземат караулить не любите. Вон какая красота, заслушаешься… Светла, услышав разговор, прервала свои скорбные завывания и приникла лицом к прутьям: — Ой, родненький, это ж кого ты привел? А тощий-то, Хранители прости, тощий… — Цыц, глупая, — беззлобно шикнул на нее Стеня. Дарен, крепко держа Беляна за острое плечо, провел его в соседнюю темницу и втолкнул внутрь. — Тут пока посидишь. Потом решим, что с тобой делать. Юноша всхлипнул и забрался на деревянный топчан. — Будет уж сопли-то развешивать. Как девка, право слово! — упрекнул его ратоборец и вышел, запирая решетку. Пленник скорчился на жестком ложе и подтянул колени к груди. — А ты-то чего тут сидишь, а? — крефф повернулся к Светле, жадно наблюдающей за ним из своей темницы. |