Онлайн книга «Соблазни меня»
|
— Умно придумано, — заметил Дункан с неуместным хладнокровием. Нахал! — Теперь закрой глаза и все-таки опиши ощущения от своей позы. Апекс послушно опустила веки. Чем без толку заходиться от вожделения, лучше подыграть. Она перевела дух и в самом деле сосредоточилась на своих ощущениях. — Ты поместил мои руки почти, но не вполне на эрогенные зоны… недостаточно близко, чтобы их касаться, но как раз настолько, чтобы ни на минуту о них не забывать. — Именно этого я и добивался. Негодяй! Художник он, как же! Вся катавасия только потому, что он сам до предела сосредоточен на ее эрогенных зонах! — Что-то в твоей позе есть… я хочу сказать, близость к цели, но невозможность ее достичь… вынужденная неподвижность. .. ощущается как путы… — Путы? — Ну, да… Внезапно Алекс увидела себя со стороны в невообразимо бесстыдной позе, полностью открытой для взгляда. Веки взлетели сами собой, и она послала Дункану возмущенный взгляд. — Надеюсь, ты не собираешься выставлять свою картину?! — Не собираюсь. Я создам ее для частной коллекции. Лично моей. Расслабься и продолжай. Итак, ты словно в путах. — В путах… — Она хотела передернуть плечами, но вспомнила про запрет и осталась неподвижной. — Не могу шевельнуться. Не важно, что путы лишь воображаемые, все равно я связана по рукам и ногам. — Как рабыня? Самый звук слова заставил ноздри расшириться. Каково быть невольницей в гареме, игрушкой мужчины, объектом наслаждения, вещью — ухоженной, окруженной роскошью, но все же вещью? Как современная женщина и феминистка, она должна бы с ужасом отшатнуться от такой мысли, но ведь она и не собирается в гарем. Она всего лишь фантазирует, а фантазия не в счет. — Да, как рабыня… — прошептала Алекс. — Отлично! Попробуй глубже вжиться в роль. — Теперь «бумажная тарелка» (она сообразила, что это и есть палитра) несла на себе кольцо ярких пятен, и Дункан рассеянно вертел ее в руке. — Закрой глаза и представь, что в подобной позе ты лежишь на… Голос выжидательно прервался, и Алекс уже с закрытыми глазами мечтательно закончила: — …на красной бархатной оттоманке в гареме… В ее воображении он только что прошел под резной аркой входа — смуглый и надменный султан ее фантазии, тот, по чьему приказу ее купили на невольничьем рынке… или нет, кому она прислана в виде подарка от эмира соседних земель. Он остановился и оглядел ее прищуренными глазами, оценивая женские достоинства, а она, беспомощная, бесправная, сознавала, что находится в полной его власти. Алекс так прониклась данной мыслью, что содрогнулась от испуга и волнения. Ноздрей коснулся аромат восточных курений, ушей — длинных одежд ее повелителя. Каждая нервная клетка напряглась, по коже побежали мурашки от сознания, что он имеет право делать с ней все, что захочет. Ее дело — подчиняться. Прошла минута, другая. Воздух словно сгустился рядом, выдавая чье-то близкое присутствие. Кто-то вторгся в ее личное пространство, но она не смела открыть глаза и посмотреть, что происходит. Аромат курений отдалился, сменился иным… более острым… знакомым… Прежде чем Алекс нашла название новому запаху, что-то непостижимое прикоснулось к округлости груди над соском. Никогда она не испытывала ничего подобного и едва не раскрыла глаза во всю их ширь, но вспомнила, что нельзя, и лишь плотнее сжала веки. Ощущение повторилось. Касание, одновременно легкое и грубоватое, словно кто-то осторожно дотронулся до нее мозолистым кончиком пальца. Дотронулся и оставил на коже каплю лосьона или, может быть, массажного масла, поначалу прохладного, но быстро согретого жаром ее тела. Запах теперь сильнее… словно хлеб обмакнули в оливковое масло. Не в силах больше оставаться в неведении, Алекс открыла глаза… и разинула рот. Перед диваном на корточках сидел Дункан с широкой, собольего меха кистью и раскрашивал ей грудь в ярко-желтый цвет! — Что тебе в голову взбрело?! Он только ухмыльнулся, как сексуальный маньяк и хулиган, который и не думает скрывать свои наклонности. — Я же сказал, что хочу рисовать тебя. — Но не разрисовывать же! Я думала, речь пойдет о нормальной картине! — У меня кончились холсты. И он продолжал раскрашивать грудь. Круговые движения кисти по распаленной коже действовали опьяняюще. Алекс покачала головой, припомнив день, когда они познакомились: — Ты так и норовишь измарать что-нибудь приличное! — Ну, знаешь! — Дункан посмотрел с театральным негодованием. — По-твоему, я «мараю»? Это искусство! Я — новый Ван Гог, создаю шедевр под названием «Александра Форрест». И прекрати, наконец шевелиться! — Я почти и не шевелюсь! Конечно, можно дать ему пощечину, в спешке нацепить одежду и бежать без оглядки. А потом жалеть. Процесс превращения тела в шедевр импрессионизма заводил не хуже любовной игры. Алекс предпочла вернуться к полной неподвижности. — Интересный у тебя стиль, — заметила она. — По-моему, он заключается в непрерывной работе кистью. В самом деле, кисть ни на минуту не останавливалась, она взлетала, ныряла, щекотала, освежала, но все время возбуждала в своем неумолимом приближении к соску, бессовестно красному на ярко-желтом фоне. Мазки были не просто хаотические — Дункан превращал ее левую грудь в солнце в стиле импрессионизма. — А тебе известно, что Ван Гог помешался на своем занятии? — вдруг спросил он. — Да, я слышала. — За последние несколько месяцев написал почти восемьдесят полотен — бывало, по картине в день. — Дункан усмехнулся. — Такой род творческого процесса как раз по мне: писать и писать, пока картина не будет закончена. Желтое солнце с красным ядром резко качнулось, когда до Алекс дошел смысл его заявления. Раз так, пусть действует быстро, пусть без затей сразу движется к развязке! Солнышек на сегодня хватит. Есть еще деревья, цветы и прочее, а между тем одна конкретная часть ее тела ждет, когда ей уделят внимание! — Послушай… а насколько быстро ты рисуешь? — Небрежность не в моем характере. В первую очередь — внимание к деталям, — ответил Дункан невозмутимо, словно не замечая ее состояния. Но как он мог не замечать? Нужно тогда оглохнуть и ослепнуть! — Возьмем, к примеру, эту часть моего шедевра… Он достал из кармана чистую кисть и пощекотал сосок. Алекс почувствовала такое острое ощущение, что прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. — Полная неподвижность, — напомнил Дункан с нажимом и проделал свой фокус еще и еще раз. — Ты мне за все заплатишь!.. — пригрозила она сквозь стиснутые зубы. |