Книга Минута после полуночи, страница 8 – Лиза Марич

— Кстати о женщинах, — вклинился Красовский. — Анжела, костюмер говорит, что ты ни разу не была на примерке. В чем дело?

— Я сорок три раза повторила, что у меня аллергия на синтетику! — отрезала амазонка. — Никита Сергеевич, я чесаться начинаю! Зритель обхохочется! Мы оперу ставим или водевиль? Неужели нельзя сшить хитон… или тунику, вечно я их путаю… из натуральной ткани? Или три метра коттона нам не по карману?

Красовский обернулся, отыскал в темном зале сгорбленную фигуру секретаря.

— Стас! Я должен входить в каждую мелочь сам?

Секретарь встал, как пионер из-за парты.

— Никита Сергеевич, у нас же смета…

— Один костюм театр не разорит! Неужели трудно сообразить это самому? Немедленно займись!

— Слушаюсь.

Красовский снова повернулся к артистам.

— Еще замечания? Проблемы? Вопросы? — Он по очереди обвел взглядом сидящих людей. — Ира, у тебя есть какие-нибудь пожелания?

Примадонна ответила сразу, не отрывая взгляда от сверкающего перстня на пальце.

— Меня все устраивает, Никита Сергеевич, спасибо.

Красовский стукнул концом трости по носку ботинок.

— Я хочу познакомить вас с одним человеком. — Он оглянулся в темный зал и позвал: — Вадим Александрович, поднимитесь на сцену, пожалуйста!

Алимов, не ожидавший приглашения, слегка растерялся. Выбрался из ряда и пошел по узкому проходу, на ходу соображая, прилично ли выглядит. Носить костюм Вадим Александрович не любил и чувствовал себя в нем дискомфортно.

Скрипнули расшатанные ступеньки, яркий свет резанул глаза, привыкшие к успокоительной полутьме зала. Алимов остановился рядом с Красовским, чувствуя затылком жар раскаленных софитов, а правой щекой — насмешливый взгляд прекрасной амазонки.

— Прошу любить и жаловать, — Красовский сделал короткий жест в сторону Алимова. — Вадим Александрович Алимов, наш новый советник по безопасности.

Артисты вяло захлопали, разглядывая новое действующее лицо.

— В чем заключаются функции Вадима Александровича? — задал вопрос благообразный интеллигент с чеховской бородкой.

— Он должен обеспечивать вашу безопасность в театре и за его пределами, — ответил Красовский, не раздумывая.

— Ого! — вполголоса сказала прекрасная Анжела. Кто-то фыркнул.

— Знакомьтесь, Вадим Александрович, — продолжал Красовский, не замечая иронии. — Это Ирина Витальевна Извольская, наша Юдифь. Надеюсь, вы сработаетесь.

Алимов столкнулся с взглядом серо-зеленых широко расставленных глаз.

Нет, прима, конечно, не дурнушка, но рядом с красоткой амазонкой выглядит почти бесцветно. Светло-русые волосы падают на плечи блестящими прямыми прядями, узенькое тело может принадлежать девочке-подростку. Конституция, скорее всего, природная, впечатления болезненности от постоянной голодовки дама не производит. Может, ей лет тридцать, а может, и все сорок пять. У женщин такого типа понятие возраста отсутствует.

Извольская взглянула на Алимова со слабой благожелательной улыбкой и тут же снова начала рассматривать сверкающий перстень.

— Между прочим, Юдифь — это женский вариант имени Иуда, — подала голос прекрасная амазонка. — Вы не знали? Подвиг соответствует имени. Дамочка втерлась в доверие к мужчине, влюбила его в себя, а потом взяла и голову ему отрубила. Очаровательная особа.

Алимов покосился на приму, в огород которой второй раз на его глазах швырнули увесистый камешек. Извольская даже головы не повернула. Сидит, крутит на пальце кольцо, далекая, равнодушная, вся в своих мыслях.

Красовский нахмурился.

— Анжела, если Вадиму Александровичу будет интересно, он прочитает либретто.

К счастью, язвительная амазонка на этот раз промолчала.

— Анатолий Васильевич Сперанский, честь и совесть нашего коллектива, — представил Красовский мужчину в сером пиджаке.

— И бесплатный суфлер по совместительству, — добавил мужчина. Приложил руку к груди, слегка поклонился. — Олоферн, несчастная жертва, бас-профундо.

— Профундо? — заинтересовался Алимов. — А что это такое?

— Это то же самое, что бас, только лучше, — серьезно объяснил чеховский интеллигент. Артисты рассмеялись.

Алимов покосился на шутника. Симпатичное лицо немного портили бегающие выпуклые глаза и тонкие бледные губы.

— Марат Любимов, — представил певца Красовский. — Тенор, вождь аммонитян. Ну, и восходящая оперная звезда — Анжела Давыдова.

Алимов, наконец, осмелился повернуть голову.

Сказать, что она была красива, значит ничего не сказать.

Нежнейшая кожа пастельного персикового оттенка, глаза шоколадного цвета, затененные пушистыми ресницами, вздорный курносый нос и маленький упрямый подбородок. Амазонка разглядывала Алимова не таясь, с бесцеремонностью красивой женщины.

— Меццо-сопрано, служанка Ирины Витальевны, — добавил Любимов невинным тоном.

Все неловко заерзали. Примадонна подняла голову и нахмурилась. Прекрасная амазонка закинула ногу на ногу и презрительно скривила губы.

— Не прикуси язычок, Любимов, отравишься.

— Ребята, хватит, — негромко сказал Сперанский.

Амазонка отряхнула с колена невидимую пушинку. Любимов сложил губы бантиком.

— Ну, кажется, все, — подвел итог Красовский.

— Никита Сергеевич, вы забыли представить Вадима Александровича нашему концертмейстеру.

Чистый голос примадонны прозвучал негромко, но все почему-то вздрогнули. Сперанский с беспокойством оглянулся. Марат вытянул шею, пытаясь увидеть лицо женщины за роялем. Анжела обеими руками крепко взялась за сиденье стула, словно боялась упасть.

Спохватился и Красовский.

— Ох, прости, Мира. Действительно забыл. Ты все время в стороне…

— Пустяки, Никита Сергеевич, — перебила женщина. Встала, поклонилась. — Мира Ивановна Калитина. Я тут лицо без чинов, но предпочитаю обращение по имени-отчеству. Скажем, из уважения к возрасту.

Алимов неловко поклонился в ответ.

Женщине было лет сорок. Стильная стрижка, небольшие, но очень чистые бриллианты в ушах и умелый макияж были бесполезными попытками облагородить невыразительную внешность. Прелестная кружевная блузка со старинной камеей у воротника совершенно не шла простоватому лицу с маленькими карими глазами и слегка приплюснутым носом.

— Что же, у меня все, — подвел итог Красовский. — Продолжайте репетицию, не будем вам мешать. Ира, можно тебя на минутку…

Примадонна скользнула между стульями. Красовский отвел ее в сторону. Амазонка прикусила нижнюю губку.

Спускаясь по ступенькам в зал, Алимов снова взглянул на ссутулившуюся фигуру в конце ряда. Стас сидел, опустив голову, возле его губ пролегла горькая возрастная складка. Вадим Александрович понял, откуда взялся привкус синильной кислоты в аромате яблочной пастилы, которой была пропитана молодая аура секретаря, и снова подумал: