Онлайн книга «Кровавая месть»
|
…Ну, покинет и покинет, должен же его прах куда-то деваться… помнится, рассказывали, как семейство съело суп из дедушки, присланного в скромной урне из Америки. Было это вскоре после войны, во времена такой благотворительной UNRRY — присылали яичный порошок, порошковое же молоко и супы… вот и случился казус… суп, говорят, вышел невкусный, но из вежливости съели, не подозревая, что это дедушка… Сейчас от родни трудно ожидать такой самоотверженности, а потому пусть делают, как знают. Не хотят на покойника смотреть, пусть закроют глаза, в конце концов, ничто не мешает и гроб закрыть. А если кто любитель поглазеть или опять же почившего терпеть не мог, пусть полюбуется, получит напоследок удовольствие, наш клиент — наш пан… …Занятая вращающимся гробом и вспоминая послевоенные страшилки, Майка получила такое удовлетворение, что разыгравшийся в ней шторм сменился легкой зыбью. Она в самом деле любила свою работу. И в самом деле была талантлива! К несчастью, она любила и Доминика. И больше всего на свете хотела, чтобы он её тоже любил… * * * — Ты всё уже обдумала? — спросил Доминик настолько неприятным тоном, насколько этой самой неприятности туда влезло. — Что всё? — удивилась Майка. — Развод. Майка чуть было не выронила тарелку с купленными малюсенькими пирожками с оливками. Приобрела она их, когда покупала детям десерт. Сама аппетита не чувствовала и заметила, что Доминик тоже не хочет есть, а пирожки казались ей весьма подходящими к вечернему чаю. Тарелку Майка поставила на стол всего лишь с лёгким стуком, а вот её саму колотило от злости нешуточно. — Совсем уже совесть потерял? — спросила она с горечью, усаживаясь со своим чаем за стол. — Вывалил вчера мне на голову вагон мельничных жерновов, а сегодня я должна уже весь катаклизм обдумать? Сам говоришь, довольно долго над этим мучился, может, и мне выделишь чуток времени на мучения? Доминик стиснул зубы. Он сидел со своим стаканом по другую сторону стола и воспринимал окружающий мир как бы половинчато. Детьми занялся охотно, хотя немного скованно, и легко загнал их спать, в кухне навёл порядок автоматически, по накатанной заварил чай, а внутри у него всё бурлило. И это было заметно. Сверху застывшая лава, внутри же — вулкан, который он с трудом удерживает на привязи. — Я не могу так долго ждать, — процедил он сквозь зубы. Майка из последних сил старалась демонстрировать прежнюю придурковатую доброжелательность. Из неё так и лезли язвительные вопросы: разве Вертижопка такой пунктуальный поезд, что вот-вот тронется? или бедная девушка уже на сносях и хочет родить в законном браке? или у неё срок годности кончается, как у скоропортящихся продуктов — того и гляди, начнёт пованивать? Чего, собственно, он ждёт и почему не может, и что значит «так долго»?.. Последний таки выскочил: — Что ты имеешь в виду, говоря: «так долго»? Как долго? — Не знаю, я не выдержу такого положения! — Такого положения, дорогой, скорее, я могла бы не выдержать… — Сама его создаёшь! Дикий вопль «свинья ты оборзевшая!» не раздался только потому, что у Майки от возмущения перехватило дыхание, и она, как ни пыталась, не смогла издать ни звука. Что Доминик сошёл с ума, не осталось никаких сомнений! Боже милосердный, что на него нашло? Минута молчания оказалась недолгой, но достаточной. Майка пыталась вернуть себе голос и только смотрела на мужа. Взгляда хватило. В Доминике что-то щёлкнуло, треснула какая-то плотина, и в трещине сверкнул отвергаемый им мир. Ему стало неловко и даже стыдно, похоже, он перестарался, может, и впрямь, требовал слишком много и слишком быстро, но ведь… ведь… Что он мог поделать, когда Майка, словно колода, загораживала ему путь к небесному блаженству… Доминик пребывал в состоянии типичного умопомрачения. Клинический случай, о чём он сам, понятное дело, даже не догадывался. Майка почувствовала трещинку в муже и продолжала молчать, ей было удобно молчать, решила так молчать до второго пришествия, а там посмотреть, что получится. Ему надо, пусть и говорит… Доминик сдался. — Я же тебя прошу! — взмолился он жалобно. — Ведь от тебя всё зависит. Я же имею право на счастье! Майка тоже не выдержала: — Какое счастье? — Личное. У любого человека есть право на личное счастье! — У любого? Значит, и у меня? Теперь язык проглотил Доминик. — Я, конечно, не в счёт? — сухо подсказала Майка. — Вчера я была твоей любимой сестричкой, а сегодня я — враг, а кого волнует вражье счастье. Что же так изменилось со вчерашнего дня? Доминик, конечно, мог ответить, но ответ ему самому крайне не нравился и заставлял предполагать, что ничего хорошего от этого ответа ожидать не следует. Никакой отмазки в срочном порядке он придумать не успел, не привык, бедняга, обманывать жену, поэтому пришлось ограничиться неразборчивым бормотанием о врагах и сестричках. Тем временем Майка вспомнила, что имела благие намерения смягчать его болячки и постепенно излечивать от помрачения рассудка. Мягко и дипломатично. — Раз ты хочешь быть порядочным человеком, а ты был таким, то и веди себя прилично. Нашёл себе райскую утеху, так и утешайся на здоровье, я не возражаю, спи с ней, сколько влезет, но обойдёмся без крайних мер… — Нет. — Что нет? — Не буду… Не могу… Она не… — Ах батюшки… Она без штампа не согласная? Вот зачем тебе развод… Это ж надо, до чего добродетельная девица! Майка не успела прикусить свой острый язычок, и только жуткая мешанина самых разных чувств, переполнивших Доминика, спасла дом от тотального уничтожения. Вскочи он, тресни чем-нибудь об пол, Майка ответила бы тем же, а бьющихся предметов вокруг имелось навалом. Мужнин пыл охладил и тот факт, что Майка угадала, а в глубине души Доминика, словно заноза, сидело чувство справедливости. В итоге имущество не пострадало. Вот именно, угадала, а как ему не хотелось этого осознавать. — Я запрещаю! — прохрипел он дико и прервался, поскольку перечень всего того, что следовало бы запретить, получался слишком длинным. Майка немедленно воспользовалась перерывом: — Попробуй-ка ограничить свои требования! Тоже мне пуп земли, имей совесть! И подумай своей дурной башкой, от кого ты требуешь, чтоб я на колени встала, произнося её святое имя, в ножки ей кланялась! Не я в эту овцу влюблена, знаешь ли! Не я её обожаю! Она для меня не божество! Ты уж будь так добр, молись на неё сам, без меня, а я имею право, представь себе, даже не любить её! Тут Майка спохватилась, что, пожалуй, зашла слишком далеко — так Доминик её и возненавидеть может, поэтому дала задний ход: — Ладно уж. Тебя-то я любить не перестала и такого от меня нельзя требовать. Давай подумаем, как быть с этим идиотским разводом, для которого, похоже, юридических оснований маловато… |