Книга Танцующая с лошадьми, страница 77 – Джоджо Мойес

Он был из барристеров, которые считали ниже своего достоинства сражаться с солиситором-адвокатом. Удивительно, но существовало много предрассудков против таких юристов, как она.

– Ваша честь, если позволите продолжить, я бы хотела показать, что именно по этой причине дети ведут себя совсем иначе. Они, скорее всего, будут скрывать травму, пытаясь защитить близких.

Судья не поднял головы:

– Продолжайте, миссис Макколи.

Она снова склонилась над записями, и Бен протянул ей записку под скамьей. В ней говорилось: «Срочно позвоните Маку». Она с удивлением посмотрела на него.

– Что ему надо? – прошептала она.

– Не знаю. Только сказал, чтобы вы срочно ему позвонили.

В данную минуту сделать это она уж точно не могла.

– Миссис Макколи, так вы будете продолжать?

– Да, ваша честь. – Она украдкой отмахнулась от Бена.

– Мистер Элсворт, возможно ли, по вашему мнению, что ребенок, который испытывает страх перед одним родителем, может скрывать проблемы от другого родителя?

– Ваша честь…

– Я приму это во внимание, мистер Симпсон. Миссис Макколи, говорите по существу.

– Это зависит от возраста ребенка и обстоятельств, разумеется. – Элсворт бросил взгляд на судью. – Но да, это возможно.

– От возраста и обстоятельств. Что вы имеете в виду?

– По опыту работы с юными клиентами знаю, что чем меньше ребенок, тем труднее ему скрыть травматическое событие. Даже если ребенок не говорит, что страдает, это будет все равно проявляться в таких нарушениях поведения, как ночное недержание мочи, обсессивно-компульсивные расстройства, даже нехарактерная агрессивность.

– А в каком возрасте, по вашему мнению, ребенок способен скрывать душевное страдание? Если нет проявлений, о которых вы сказали?

– Это зависит от ребенка, но я встречал детей семи-восьми лет, которые умело скрывали то, что с ними произошло.

– Речь идет о серьезных травматических событиях?

– В некоторых случаях – да.

– Таким образом, можно допустить, что десятилетний ребенок вполне на это способен.

– Безусловно.

– Мистер Элсворт, вы слышали о синдроме отчуждения от родителя?

– Слышал.

– Я процитирую: «Это расстройство, при котором дети резко отдаляются от родителя или критикуют его. Иными словами, это неоправданная или преувеличенная диффамация». Вам это определение кажется справедливым?

– Я не эксперт, но да, оно мне кажется справедливым.

– Мистер Элсворт, вы сказали, что являетесь признанным коллегами специалистом, чьи работы печатаются в ведущих психологических журналах многие годы. Вы верите в клиническое существование синдрома отчуждения от родителя?

– Нет, но мне кажется, вопрос сформулирован не совсем правильно.

– Хорошо, я сформулирую иначе. Можете нам сказать, скольких детей вы лечили?

– Вообще? За всю практику? За все эти годы наберется несколько тысяч. Больше двух тысяч, вероятно.

– И вы ни разу не имели дела с ребенком, у которого бы наблюдался так называемый синдромом отчуждения от родителя?

– Я лечил многих детей, которых настроили против одного из родителей. Некоторые из них испытывали враждебность к родителю, которая продолжалась несколько лет. Я лечил многих детей, которые были глубоко травмированы разводом родителей. Но не могу сказать, что такие психологические состояния являются проявлением синдрома. Это было бы преувеличением.

Она выдержала паузу.

– Мистер Элсворт, вам известно об уровне ложных заявлений о жестоком обращении или сексуальном насилии в отношении детей во время бракоразводных процессов или делах об опеке?

– Да, в последнее время появился ряд статей, посвященных этому явлению.

– Одобренных научным сообществом? Написанных уважаемыми авторами? Скажите, пожалуйста, к каким заключениям пришли специалисты. Какое количество таких заявлений оказалось ложным?

– Насколько я помню, в последней статье от две тысячи пятого года говорилось, что процент ложных заявлений в подобных делах был очень низок. Мне кажется, исследования, предпринятые в тот год, показывали, что число ложных обвинений в делах об опеке было между одним процентом и нолем целых семью десятыми процента.

– Между одним процентом и нолем целых семью десятыми процента, – повторила Наташа, кивая. – Таким образом, более девяноста процентов обвинений в жестоком обращении будут правдивыми. Это соответствует вашему собственному опыту?

Он ответил не сразу.

– По моему собственному опыту, миссис Макколи, существует тенденция не сообщать о жестоком обращении с детьми как во время бракоразводных процессов и процессах об опеке, так и за их рамками.

Она заметила, как Майкл Харрингтон довольно ухмыльнулся. Она сама едва удержалась, чтобы не улыбнуться.

– У меня нет больше вопросов, ваша честь.

Вулвичский паром, направлявшийся с севера на юг, был пуст. Ряд скамеек на пароме «Эрнст Бевин» были покинуты и пусты, поскольку его пассажиры в деловых костюмах высадились с другой стороны и отправились на станцию Доклендского легкого метро. Она поколебалась, потом повела Бо по длинному посадочному трапу на транспортную палубу, держась подальше от кокпита. Когда завели мотор и палуба задрожала, Бо стал озираться по сторонам и перебирать ногами на маслянистой поверхности, но, похоже, этот странный транспорт его не напугал. На пароме не было ни грузовиков, ни легковушек. Только она и Бо на пустой палубе. Сара снова оглянулась, желая одного: чтобы паром скорее тронулся, пока не появился проклятый внедорожник. Рассудок говорил, что они вряд ли пустились в погоню, но страх пронизывал ее до костей. Этот внедорожник виделся ей повсюду. Его призрак выезжал из-за угла, останавливался перед ней. Вечная угроза.

Она стояла на палубе, зажав в руке поводья. Из кокпита появился кондуктор, высокий, слегка сутулый мужчина с полуседой бородкой. Он встал как вкопанный, будто не верил своим глазам. Потом медленно приблизился. Сара крепче сжала поводья и приготовилась к скандалу. Но мужчина улыбался, подходя к ней.

– Это первая лошадь, которую я вижу на борту за тридцать лет. – Он остановился в паре шагов от Бо и покачал головой. – Мой отец работал на пароме в тридцатые и сороковые годы. Он рассказывал, что почти весь транспорт тогда был гужевой. Можно мне его погладить?

Сара кивнула, почувствовав несказанное облегчение.

– Красавец, да? – Мужчина провел рукой по шее Бо. – Красивое животное. Раньше было так: там стояли лошади, там люди. Конечно, паромы были другие. – Он указал на огромную желто-белую балку, опоясывающую паром. – Он в порядке? Хорошо будет себя вести?

– Да, – пробормотала Сара. – Да.