Книга Воды слонам!, страница 81 – Сара Груэн

Мы идем на площадь. Из шапито доносится музыка, сопровождающая парад-алле.

Добравшись до закусочной, мы присоединяемся к толкущимся там людям. Человек за стойкой молниеносно готовит и мечет на прилавок гамбургеры, обслуживая хоть и немногочисленных, но явно спешащих клиентов.

Мы с Грейди обходим очередь спереди. Он поднимает два пальца:

— Пару бургеров, Сэмми. Да не торопись.

Проходят считанные секунды — и человек за стойкой протягивает нам две оловянные тарелки. Одну из них беру я, другую — Грейди. Продавцу он сует свернутую купюру.

— Пошли отсюдова! — отмахивается тот. — Ваши деньги тут не в ходу.

— Спасибо, Сэмми! — Грейди запихивает купюру обратно в карман. — Вот спасибо.

Он подходит к обшарпанному деревянному столику и перекидывает ногу через скамейку. Я захожу с другой стороны.

— Ну, и в чем дело? — спрашиваю я, ковыряя дерево.

Грейди украдкой оглядывается по сторонам.

— Несколько парней, которых выбросили ночью, вернулись, — говорит он и, подняв гамбургер, ждет, пока жир с него стечет на тарелку.

— Что, они здесь? — я выпрямляюсь и осматриваю площадь. Если не считать горстки застрявших у входа в паноптикум мужчин, которые не иначе как ждут встречи с Барбарой, все лохи уже в шапито.

— Эй, тише, — одергивает меня Грейди. — Ну да, пятеро.

— А Уолтер… — сердце у меня колотится быстро-быстро. Но стоит мне лишь вымолвить его имя, как Грейди моргает — и я уже знаю ответ.

— Господе Иисусе, — я опускаю голову, не в силах сдержать слезы, и сглатываю. Взять себя в руки мне удается не сразу. — Как все было?

Грейди опускает свой бургер на тарелку и молчит не меньше пяти минут, а когда наконец заговаривает, голос его звучит глухо и напрочь лишен интонации.

— Их выбросили на мосту, всех. Верблюд ударился головой о камни. Умер сразу. Уолтер напрочь разбил ноги. Им пришлось его оставить. — Сглотнув, он добавляет: — Они думают, что он и ночи не протянул.

Я пялюсь в пустоту. На руку мне садится муха. Смахнув ее, я спрашиваю:

— А остальные?

— Выжили. Кто-то ушел бродить, а другие нагнали нас. — Он стреляет глазами по сторонам. — Среди них Билл.

— И что они хотят делать дальше?

— Он не говорит, — отвечает Грейди. — Но, так или иначе, собираются проучить Дядюшку Эла. И я им помогу чем могу.

— А зачем рассказываешь мне?

— Чтобы ты держался подальше. Ты дружил с Верблюдом, и мы этого не забудем. — Он наклоняется вперед так, что вжимается грудью в стол. — А кроме того, — тихо продолжает он, — сдается мне, сейчас тебе как никогда есть что терять.

Я резко поднимаю взгляд. Он смотрит мне прямо в глаза, подняв бровь.

Боже мой. Он знает. А если уж он знает, то все знают. Нам надо бежать, бежать сию минуту.

Купол взрывается громом аплодисментов, и музыканты плавно переходят к вальсу Гуно. Я инстинктивно перевожу взгляд на зверинец, ведь Марлена либо готовится взобраться к Рози на макушку, либо уже там.

— Мне надо идти, — говорю я.

— Сиди, — отвечает Грейди. — Ешь. Если хочешь сделать ноги, неизвестно еще, когда тебе удастся поесть в следующий раз.

Упершись локтями в грубо сработанную серую столешницу, он вновь принимается за гамбургер.

Я пялюсь на свой, размышляя, смогу ли проглотить хоть кусочек.

Но стоит мне протянуть к нему руку, как музыка взвизгивает и обрывается. Медные духовые сливаются в леденящем душу хоре, а вслед за ним слышится глухой лязг тарелок. Вырвавшись из-под купола шапито, звук проносится над площадью и отлетает в небытие.

Не донеся гамбургер до рта, Грейди замирает.

Я оглядываюсь по сторонам. Немногие окружающие как будто застыли — все взоры прикованы к шапито. Ветер лениво кружит по сухой земле несколько клоков соломы.

— Что это? Что стряслось? — спрашиваю я.

— Шшш, — резко обрывает меня Грейди.

Музыканты начинают играть снова, на сей раз марш «Звезды и полосы навсегда».

— О господи. Вот черт, — Грейди вскакивает, опрокидывая скамейку.

— Что там? Что случилось-то?

— Аварийный Марш, — кричит он, припуская в сторону шапито.

Все цирковые несутся туда же. Я слезаю со скамейки и в оцепенении стою за ней, не понимая ровным счетом ничего. Наконец резко поворачиваюсь к продавцу, который как раз снимает с себя передник.

— О чем это он, черт возьми? — кричу я.

— Аварийный Марш, — отвечает продавец, отчаянными рывками стягивая передник через голову. — Значит, произошло что-то ужасное. Взаправду ужасное.

Кто-то на бегу заезжает мне по плечу. Это Алмазный Джо.

— Якоб, зверинец! — орет он. — Звери на воле! Скорее, скорее, скорее!

Мог бы и не повторять. Когда я приближаюсь к зверинцу, земля гудит у меня под ногами. И я чертовски пугаюсь, поскольку шум этот крайне необычен. Все ходит ходуном, дрожит от ударов копыт и лап о сухую землю.

Ворвавшись внутрь, я первым делом натыкаюсь на яка и тут же прижимаюсь к брезентовой стене, чтоб не попасть на его кривые рога. За его загривок, в ужасе вращая глазами, уцепилась гиена.

Да тут самая настоящая паника! Клетки нараспашку, а в середине зверинца все слилось в пятно; вглядевшись, я различаю в этом клубке шимпанзе, орангутана, ламу, зебру, льва, жирафа, верблюда, гиену, лошадь — на самом деле, не одну дюжину лошадей, среди которых и Марленины. И все эти божьи твари, обезумев от страха, мечутся, торопятся, визжат, раскачиваются, мчатся галопом, рычат и ржут. Они повсюду: качаются на веревках и скользят по шестам, прячутся под фургонами, жмутся к стенам и носятся по всему зверинцу.

Я обшариваю глазами шатер в поисках Марлены, но вместо нее вижу пантеру, которая как раз проскальзывает в туннель, ведущий к шапито. Когда ее гибкое черное тело исчезает в туннеле, я замираю в ожидании. И правда, проходит лишь несколько секунд, и вот он — пронзительный крик, а за ним еще один, и еще, и, наконец, все вокруг заполняют громыхающие звуки: зрители пытаются через головы друг друга выкарабкаться с трибун.

Господи, сделай так, чтоб они выбрались через задний вход. Прошу тебя, Господи, лишь бы они не пытались пробраться здесь.

За разбушевавшимся морем зверей я замечаю двух рабочих. Они раскачивают веревки, приводя обитателей зверинца в еще большее исступление. Один из них — Билл. Он ловит мой взгляд и некоторое время не отводит глаз. А потом вместе с подельником проскальзывает в шапито. Музыка вновь взвизгивает и обрывается, на сей раз окончательно.

Взгляд мой мечется по шатру, и я совсем теряю голову. Где ты? Где ты? Господи, ну где же ты?