
Онлайн книга «Собака мордой вниз»
Злые люди бедной киске Не дают украсть сосиски. Чтоб у нашей кошки Не замерзли ножки, Мы сошьем ей тапочки На четыре лапочки. – Мамулечка, купи мне кошечку! – без перехода заныла она. – У всех в садике есть, только у нас нету. Гуля отрицательно покачала головой. – Ну почему? Почему ты не хочешь? – опечалилась девочка, но тут же нашла достойную альтернативу: – Тогда хоть роди мне еще сестричку! Или братика! – Нет, – злобно усмехнулась Гуля. – Вот этот номер уж точно не пройдет! – Бабуля, а может, ты родишь мне новую сестричку, если мама не хочет? – Сначала переоденься и вымой руки, а потом мы с тобой поговорим. Фаина дождалась, когда внучка выйдет из комнаты, и повернулась к дочери: – Ну, выкладывай, что случилось? Однако в комнате опять нарисовалась Рушана и многозначительно заявила: – Мамочка, мамочка! Вы с бабулей не хочете купить мне кошечку и крадете мою улыбку, вот! – Это ты сама придумала? Про улыбку? – умилилась Фаина. – Нет, – честно призналась девочка. – Это придумал Георгий Андреев. Мой друг. Он еще стих про кошку переделал. Знаете как? «Злые люди бедной киске не дают надраться виски!» Здорово? – Это уж не из сто ли пятьдесят седьмой квартиры? – Да, – испугалась Рушана. – А ты не будешь ябедничать его маме? – Хочешь, отведу тебя к ним в гости? – Хочу! – обрадовалась она. – Только возьму с собой Барби. – Что же ты, в куклы с ним играть будешь? Он же мальчик, ему неинтересно. – Тогда пазлы про Незнайку… Когда Фаина вернулась, Гуля рассказала ей про телефонный звонок. – Во-первых, это может быть чья-то злая шутка, – предположила мать. – А во-вторых, это может быть правда. – А что изменится, если это правда? – вскипела Фаина. – Или Раф такой уж замечательный муж и отец? Чем он еще присутствует в вашей жизни, кроме отметки в паспорте и копеечной зарплаты? Ты хоть помнишь, как он выглядит? Когда он спал с тобой в последний раз? Может, вы куда-то ходите вместе? Или он помогает тебе по дому? Занимается дочерьми? Где он вообще шатается по ночам? Искореняет преступность? Томится в засадах? – Ты его не любишь. – А за что мне его любить?! Где он?! Ау! – Разве любят за что-то? Любят просто так. Это ненависть имеет свои причины. – Считай, что они у тебя появились. – Но ведь ты сама говорила, что это может быть чья-то злая шутка? – Ну, так давай проверим! Какие вопросы? Пойдем к театру и убедимся, шутка это или реальность. – А если это окажется правдой? – Лучше уж знать правду. Все равно ведь теперь изведешься на пустом месте. – Но с этой правдой придется что-то делать. – Вот тогда и подумаем, что с ней делать… Они стояли за стеклянными дверями фойе, глядя на толпу, штурмующую гардероб. И Гуля начала уже успокаиваться, когда увидела их – Рафа под ручку с незнакомой молодой женщиной. И сердце, дрожавшее до этого, как овечий хвост, вдруг забилось тяжело и больно, словно молот, сокрушая, разбивая вдребезги ее жизнь. Она хотела убежать и не могла стронуться с места. Стояла и смотрела сквозь пелену подступающих слез, как они идут и болтают, склоняясь друг к другу, как льнет к нему эта чужая женщина и как он смотрит на нее – Раф, ее муж. И вдруг она, эта чужая, поцеловала его, горячо, прямо в губы, и Раф на мгновение прижал ее к груди. И Гуля ощутила всю силу захлестнувшей их страсти. И темная эта сила, подхватив ее, понесла прочь от страшного места. Но мать, поймав за руку, втащила ее в фойе и, прикрываясь дочерью, словно щитом, заголосила: – Ах ты, сучка ты рваная! Ты что ж это делаешь?! Люди добрые! Поглядите! При живой жене к мужику в штаны лезет! И Гуля зажмурилась, чтобы не видеть собравшейся вокруг толпы, довольной неожиданным продолжением шумного спектакля. И потрясенного лица Рафа, инстинктивно прикрывшего собой свою спутницу. И рванулась, чтобы убежать, но мать держала крепко. И закрыла ладонями уши, чтобы не слышать, но слышала каждое слово: – Я твои лохмы повыдергаю! Зенки твои бесстыжие повыцарапаю! И Раф уже тащил их куда-то, за шкирку, как нашкодивших котят, а мать все кричала, выворачивая шею: – Берегись, проклятая тварь! Я тебя со дна морского достану! Я тебе биографию испорчу, а заодно и рожу твою поганую! Неповадно будет отцов красть у маленьких девочек! Отольются тебе сиротские слезки… Поначалу Соня не поняла, что златозубая яростная женщина нападает именно на нее. А осознав, обратилась в соляной столб – замерла от ужаса. Лица окруживших их людей – любопытные, злорадные, сочувствующие – слились в сплошное расплывшееся пятно. – Извини, – бросил Раф и кинулся к беснующейся тетке, тесня ее к выходу. Но та рвалась из-за его плеча, и Соня до одури, до нервного паралича боялась, что вот сейчас вырвется и вцепится в волосы, повалит на пол на потеху толпе. Однажды ей приснился страшный сон, будто в людном месте она вдруг оказалась абсолютно голой. Никто не обращал на нее никакого внимания. А она металась в поисках укромного уголка, изнемогая от ужаса и стыда и не понимая, недоумевая, как могла оказаться в такой нелепой, такой чудовищной ситуации. Может, она и сейчас спит?.. Крики, удаляясь, затихли, фойе почти опустело, и Соня наконец сдвинулась с места – направилась к гардеробу. И вдруг остановилась, сраженная новой догадкой. – Ну, что же вы? – поторопила гардеробщица. – Давайте свой номерок. Не ночевать же здесь из-за вас! Соня пошарила по карманам, порылась в сумке и даже вытряхнула ее содержимое на прилавок, хотя уже знала, что номерка у нее нет, и даже зрительно вспомнила, как опустил его в свой карман майор Шарафутдинов. – Кажется, я номерок потеряла… – Вот еще беда-то! – раздражилась гардеробщица. – Все не слава Богу! Ну, ждите теперь, какое останется, потом будем акт составлять. В другое время Соня не преминула бы насмешливо поинтересоваться словами зощенковского героя: «А вдруг да дрянь останется?» Она и сейчас их вспомнила и даже горестно усмехнулась, но вслух сказала: – Так уже, собственно, ничего и не осталось. – И кивнула на две куртки, сиротливо висевшие на пустой вешалке. Гардеробщица окинула их красноречивым взглядом. – А откуда я знаю, какая ваша? – По-моему, это очевидно, – удивилась Соня. – «Очеви-идно», – передразнила та и, не глядя на Соню, многозначительно бросила: – Больно падкие все на чужое. – Видимо, проецируя на нее ответственность за свою личную, неизжитую драму. |