Книга Огонь ласкает, страница 29 – Дорис Смит

Это было еще одно неожиданное доказательство независимости Марии, но я пропустила его мимо ушей.

— Перестань называть его моим другом Фрейзером. Я знаю, он приезжает на Рождество, но это мама его пригласила. Если бы она знала обо всем этом, у нее бы поубавилось энтузиазма.

— Приезжает на Рождество. — Саймон изумленно смотрел на меня. — То есть к вам в гости?

Я кивнула.

— Черт меня побери! А я взял и увез тебя! Почему ты не остановила меня?

— Потому что не хотела, — коротко ответила я. — Я уже сказала: я не приглашала его, и я не знаю, во сколько он приедет.

А в моих ушах звучали слова Фрейзера: «Я приеду где-нибудь в половине четвертого. Вы как раз успеете спокойно пообедать».

— Он мне не нужен, — по-детски добавила я. — Мне нужен ты.

— Не может быть! — усмехнулся он. — Я ем чеснок и бросаю пустые сигаретные пачки посреди улицы.

Он замолчал, нежно положил руку мне на шею и повернул лицом к себе. Никто не целовался так, как Саймон, — нежно, медленно, немного лениво. Теперь я знала, что мечтала об этом с того момента, как впервые вошла в его кабинет.

Вдруг он отстранился:

— Наверное, мне не стоило этого делать…

— Вот еще, почему это? — поинтересовалась я.

— Мы с тобой должны хорошенько все обдумать.

Я молча пожала плечами, но на душе стало как-то печально.

Мы вернулись домой около девяти. Венок из падуба с красными лентами висел на двери, лампа на стене была зажжена. «Тир-на-Ног», надо признать, был очень красив на Рождество. Саймон так долго сидел и смотрел на него, что я наконец тихо сказала:

— Мы дома.

— Да, — ответил он. — Именно об этом я и думал.

— Есть кто живой? — Я распахнула дверь в гостиную, и передо мной открылась пустая комната. Вдруг послышалось осторожное покашливание.

— Простите, — вежливо попросил голос. — Боюсь, тут только я.

Говоривший отложил газету, которую читал, и поднялся. Сегодня он казался особенно большим и впечатляющим. Я только надеялась, что он заметил, что мы с Саймоном держимся за руки, это должно убедить его в абсурдности подозрений, будто я имею на него виды. Странным было и неизменное рукопожатие и приветствие:

— Привет. Заходите, вы, наверное, замерзли.

Я не должна была бы рассердиться, но рассердилась. Я даже подумала, не встречает ли он нас так торжественно потому, что я не встретила его. Но все же что происходит?

— А где все? Вы что, один здесь? — недоуменно спросила я.

— Нет. Твоя мама наверху с Марией, а папа поехал за Линдой.

Он закончил объяснения, и тут меня позвала мама.

— Я сейчас, — торопливо сказала я Саймону. — Садись. Чувствуй себя как дома.

— Ты очень опоздала, Кон.

Как только мама затащила меня в спальню, я поняла, что происходит, и готова была защищаться. Мы ничуть не опоздали. Девять часов — я никогда в жизни не возвращалась с ужина с кем-то так рано.

— Но мы ждали тебя после обеда. Ты забыла про Кена?

— Едва ли, — коротко ответила я.

— Тогда от тебя бы не убыло, если бы вы взяли его поужинать с собой. Могли бы поехать вчетвером.

— Мама, нет! — сердито выпалила я. — Кен бы все испортил. Ну мам, честно, он такой зануда, и если за ним надо ухаживать, как за младенцем, почему он не поехал с Фионой в Швейцарию? В конце концов, они, — я запнулась на слове «помолвлены» и быстро выкрутилась, — давние друзья.

Мама не ответила. Она в ужасе смотрела на дверь, которую я не закрыла, и тут я услышала то, что она услышала секундой раньше — шаги на лестнице. Уверенные, тяжелые, они простучали мимо нашего этажа наверх.

— О нет! — выдохнула я. — О нет! Думаешь, он слышал? Если да, я не смогу смотреть ему в лицо. Я не смогу…

— Ну, не знаю, как ты теперь будешь выпутываться, — сухо заметила мама и добавила, что истерики еще никому не помогали. — В любом случае, если и теперь он ничего не понял, то я ошибалась на его счет.

— Ох, мама, мне очень жаль, — сказала я.

— И мне тоже. Мне не следовало уговаривать его приехать, теперь я это понимаю. Это значило требовать от тебя невозможного, уж я-то должна была понимать. Когда я познакомилась с человеком, которого полюбила, я тоже ни о ком больше не думала, — мягко добавила она.

Я выиграла, но чувствовала себя ужасно. Мама хотела устроить для Кена настоящее Рождество так же, как я для Саймона, а я все испортила в самом начале.

— Конечно, это не твоя вина, мама, во всем виновата я. Я найду Кена и извинюсь.

— Кон, побойся Бога! — Она удержала меня. — Это поставит его в неловкое положение и только все ухудшит. Думаю, нам остается только надеяться, что он ничего не слышал, и постараться забыть об этом. К тому же у нас есть еще проблемы. Слушай.

Оказалось, что Скэмп, наш кот, умер. Мария нашла его, пока мы резали падуб, и весь день была сама не своя. Сейчас она лежала в постели с головной болью.

— Не мигрень, — сказала мама. — Просто она слишком много плакала.

На следующее утро Кен кашлял, но это не особенно волновало его. Он сказал, что это продолжается уже неделю, так что вряд ли он может кого-то заразить.

Сразу после завтрака он и мой отец отправились на долгую прогулку. Они прекрасно ладили. Саймон, честно объявив, что предпочитает взбираться вверх на машине, был вполне согласен пойти погулять с Марией, Линдой и Лулу. Я отказалась, сославшись на то, что должна помочь маме.

— Не стоило этого делать, детка, — сказала мама, когда я пришла к ней на кухню. Она провожала глазами эту компанию. Когда они поравнялись с деревом, на котором любил сидеть Скэмп, мы обе заметили, что Мария отвела глаза. Вчера вечером я много думала о ней. Она очень уж глубоко ушла в свои планы насчет работы медсестрой… Робина мы за всю неделю вообще не видели, и, как ни странно, он куда-то уехал на Рождество.

— Не хочешь взять пальто и догнать их? — предложила мама.

Я бы так и поступила, но надо было вытащить Марию на улицу, даже если пришлось внушить ей неверную мысль, что она должна пойти, чтобы не оставлять Саймона на растерзание Линде. Были и другие причины. У меня из головы не шел наш вчерашний разговор. Я покачала головой, и мама продолжила говорить:

— Ну, я все равно рада, что Мария пошла. Я за нее очень переживала вчера. Было так неудобно, еще при Кене. Он старался помочь, но не думаю, чтобы он знал, что надо делать.

— Еще бы, — заметила я. — Если бы он увидел, как кто-то плачет, готова поспорить, он убежал бы за милю.

— Ты думаешь? — небрежно спросила мама.

— Вот Саймон бы понял, — рискнула я.