Онлайн книга «Цыганское проклятье»
Силантий с трудом разлепил ставшие свинцовыми веки и какое-то время смотрел в сгустившиеся сумерки, пока глаза не привыкли. Поляна, на которой он охотился, была пуста. Волки пропали, как и не было их, но Силантий чувствовал чье-то присутствие. Казалось, что темнота вокруг ожила. Она клубилась, тянулась к нему, что-то шептала… Можно даже различить слова: – Встать можете? Давайте руку. С чего бы темноте ему помогать? Попытался нащупать арбалет – не получилось. Видать, далеко отбросило, когда напал волк. Да не один! Куда они делись? Силантий попытался подняться, но бок пронзила сильнейшая боль, и он со стоном рухнул без сил. Из темноты вдруг вылепился человек и склонился над ним, тревожно вглядываясь в лицо. Его спасителем оказался еще совсем безусый паренек. Аристократическая внешность. Темные, почти черные глаза – как чернил кто плеснул. Одет в черную рясу – монах? Молод больно. Послушник? Семинарист? Что юнец делает в такое время в лесу? Скоро ночь, а до ближайшей семинарии верст двадцать! Не пешком же он сюда пришел. – Мою лошадь волки погнали. – Семинарист словно прочитал его мысли. Голос у него оказался неожиданно низким, густым и совершенно не вязался с тщедушной внешностью. – Буян! – Силантий снова попытался сесть, да только боль снова припечатала к земле. – Будьте покойны, здесь ваш жеребец. Умная животина, не забоялась. Давайте помогу вам подняться. – И, словно извиняясь, добавил: – Я травы здесь собираю. Некоторые только ночью и можно взять. – А волки где? – Ушли. – И кто их прогнал? – Я. – Не смеши меня, юнец! Боюсь, вся кровь от натуги выйдет. – У меня волчья пыль при себе. Беру всякий раз, как в лес идти. – Казалось, он совсем не обиделся, лишь постарался все вежливо объяснить. Силантий хотел сказать что-то еще, но закашлялся. Рот наполнился соленой кровью, и он вдруг понял, что умирает. Рана оказалась слишком глубокой. – Слушай меня, семинарист, – прохрипел он, прокашлявшись, – мое поместье в пяти верстах на север. Русаловы мы. Поезжай туда, расскажешь, как меня отыскать. Тебе хорошее вознаграждение за меня дадут, только поспеши. В теле почти не осталось сил. Силантий вцепился в плечо семинариста и забормотал, глядя ему прямо в черные глаза: – Дочь в Петербурге. Три года мы с ней не видались, да теперь уже, видимо, и не судьба. Всего-то пару неделек до радости такой не доживу… – Одному Господу знамо, когда последний час придет. – В голосе семинариста было что-то успокаивающее, убаюкивающее. – Меня Павел зовут. Имя свое он добавил как-то невпопад. Казалось бы, зачем ему, Силантию, знать его теперь? Какой в том прок? – Не верую я, Павлуша. Грешен, да не верую ни в Бога, ни в черта с рогами. До седин дожил, а так и не помолился ни разу. Всегда на себя только и надеялся. – Все с Божьей помощью! – гнул свое семинарист. – Может, и прав ты, да нынче поздно Бога поминать. При жизни не знал его, так, может, на том свете свидимся. Если есть он, тот свет-то. – Всякому по вере его да воздастся. – По вере, говоришь? Знать, не получится поверить уже. Верь или нет, все к одному идет. А уж как не хочется от волчьих когтей сгинуть! Силантий и сам не заметил, как оказался в седле. Верный Буян одобрительно фыркнул и ткнулся мордой в плечо семинариста. Благодарил, не иначе. И откуда в этом доходяге сила такая? Неужто и правда, с Божьей помощью? – Брось ты меня, Павлуша, не дотяну до поместья. – Никак не могу, доехали почти. Держитесь. – Волки на кровь пойдут, тогда уж никому не спастись. Брось, тебе говорю, да беги. – Да что же вы говорите такое? Что я на суде страшном потом отвечать стану? Бросил умирать посреди леса, хотя вы́ходить мог? Монах шел пешком, а генерал едва в седле держался – качался, что хмельной. Приходилось поддерживать. Кровь из рваной раны уже не пульсировала, не пузырилась черными волдырями, но останавливаться не желала. До поместья пять верст всего, полпути уже пройдено. Вы́ходит он раненого. – Эх, кабы выжить… – снова завел тот. – За дочку пекусь лишь, о себе – нисколько. Марья – чистый ангел, не виновата она ни в чем, а уж натерпелась в свои юные годы такого, что не каждый старик вынесет. Павлуша, коли не выживу, ступай к Степану-конюху, скажи: Силантий Матвеевич повелел тебе тайник открыть. Как получишь то, что в нем, позаботься о доченьке моей. А коли обманешь, с того света тебя достану! – Силантий Матвеевич, да что вы… – Не перебивай. Чую, смерть рядом идет, времени не остается совсем. Виноват я, Павлуша, ой, как виноват. Ты как прибудешь в поместье… Его покаянную речь прервал надрывный волчий вой. Жеребец под генералом заржал и понес, монах едва успел в седло вскочить. Когда подъехали к поместью, темень стояла беспросветная. – Хэй, есть кто дома! Выходите, я господина вашего привез! – гаркнул семинарист, придерживая генерала. Ворота открылись, и, подсвечивая факелом, показался парнишка лет семнадцати, в беленой простой рубахе и широких портках. – Прибыли? – заулыбался он, но, увидев хрипящего генерала и незнакомца, сидящего с ним рядом, осекся. – Что стряслось, Матвеич? Строгий Силантий Матвеевич никому не позволял обращаться к себе так. Только по имени и отчеству. А вот пацаненку этому прощал многое. Ему даже нравилось, что тот его не боится, хотя и знал точно – уважает. – Степка, помоги… – прохрипел он. – Зови подмогу… Придерживая раненого, Павел спешился. – Некогда лясы точить, надо Силантия Матвеевича до дома донести. А мне лошадку резвую подсуропь, эту загнали совсем. За лекарствами метнусь. – Неужто снова волки? – Паренек истово перекрестился. – Знать, согрешили мы, коли Господь посылает испытания. – Лицо монаха на мгновение застыло скорбной маской. – Да полно тебе, помоги. Вместе они сняли раненого с седла, подхватили под руки и не без труда потащили в поместье. Уложили на диван, и, пока монах снимал с раненого одежду, Степан убежал звать подмогу. – Фекла! Катька! Где вас носит, шельмы? А ну подь сюды! На его крик выбежала девушка не более шестнадцати лет от роду. Вытерев мокрые руки о фартук, она недобро зыркнула на Степку. |