Книга Единожды отвергнув, страница 21 – Лилиан Тревис

Джессика покраснела. Фелипе прав, она действительно притворялась. Однако это можно исправить.

— Произошедшее на взлетном поле было ошибкой.

— Возможно, мы действовали несколько импульсивно, но ошибкой это никак назвать нельзя. — В его голосе явственно различались ласкающие бархатистые нотки.

Ощутив их, Джессика испуганно сделала шаг назад.

— Но ты сам сказал, что…

— Напротив, я никогда не говорил, что ты мне не нравишься. Просто мне пришлось предупредить тебя, что между нами не может быть связи, пока ты находишься здесь.

— Я и не желаю никакой связи.

— Но меня хочешь.

Она покачала головой, с ужасом осознавая, что хоть сейчас готова броситься в его объятия. И еще ее смущало то обстоятельство, что они обсуждают столь интимную тему.

— Мы просто поддались настроению, — тихо произнесла она.

Прищуренный взгляд Фелипе скользнул по ее бедрам, груди, лицу.

— Дорогая, это настроение нас и не покидало.

Джессика почувствовала, что ее тело вновь наполняется теплом. С каждой секундой она становилась все чувствительнее. Мышцы живота напряглись, кровь заструилась быстрее.

— Э-э… кажется, я кое-что забыла в своей комнате, — пролепетала Джессика.

— Трусиха!

Его хриплый голос заставил ее поднять лицо. Она застыла, дивясь тому, как быстро ситуация вышла из-под контроля.

— Не называй меня так. Я никогда ничего не боялась.

— Тогда не убегай. Нам нужно обсудить наши отношения, пока они не превратились в неразрешимую проблему. На Кон поставлено слишком много, причем для нас обоих.

Сердце Джессики застучало тяжелее. Она прислушалась к себе, пытаясь определить истоки своих страхов.

— Никакой проблемы не возникнет, обещаю.

— Ты не можешь давать подобных обещаний.

— Почему?

— Иди сюда, я тебе объясню.

Джессика взглянула на него широко раскрытыми глазами. Уголок его губ приподнялся иронично и понимающе.

— Я не буду дотрагиваться до тебя, — пообещал он. — Просто подойди поближе. Я покажу, что имею в виду.

Джессика медленно двинулась к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Но, даже находясь в относительной недосягаемости, она остро ощущала исходившую от Фелипе силу. Ее сердце, минуту назад бешено стучавшее, сейчас будто остановилось.

— Понимаешь? — просил он. Его голос звучал более глухо и хрипло, чем прежде. В нем ощущалась чувственность, которую невозможно было игнорировать.

Джессика затрепетала. В то же время она знала, что ни за что не признается в этом Фелипе. Однако ей самой стало ясно, что между ними образовалась прочная связь, природа которой не поддается объяснению.

Эротическое напряжение, страсть, чувственный голод…

В его объятиях Джессика чувствовала себя как в раю. И одновременно переставала владеть собой, что автоматически влечет ужасные вещи: разрушение, хаос, потерю семейных владений.

Джессика не может, не имеет права рисковать.

Солнце скрылось за горизонтом, небо приобрело расцвеченный золотом фиолетовый оттенок. Джессика смотрела на Фелипе, и ее пальцы покалывало от желания погладить его лицо, ощутить плотность бугрящихся под рубашкой мускулов.

— Нет, я не чувствую ничего особенного.

Выражение его лица не изменилось. Даже в глазах ничего не промелькнуло, но взглядом он словно пришпилил ее к месту. С тем же успехом Фелипе мог бы назвать ее обманщицей, потому что это отражалось в его лице — и в прищуре глаз, и презрительном изгибе губ.

— А что нужно чувствовать? — внезапно раздался голос Серены.

Джессика поспешно отступила от Фелипе на шаг и обернулась. На Серене было узкое красное платье, заканчивающееся у щиколоток широкой оборкой ярко-оранжевого цвета. Непривычное сочетание оттенков удивительным образом шло юной сестре Фелипе, которая и сама будто источала энергию пламени.

— Жару, — нашлась с ответом Джессика.

Серена не уловила подтекста.

— Если тебе жарко сейчас, то дождись января, и тогда я послушаю, что ты скажешь, — усмехнулась она, наливая себе сок. — Январь опаляет.

Опаляет, мысленно повторила Джессика, поймав на себе взгляд Фелипе.

В эту минуту их позвали в столовую.

Ужин прошел спокойно. Казалось, Серена и Фелипе успели наладить отношения. За столом они оживленно болтали. Серена несколько раз сбивалась на испанский, однако, помня о Джессике, брат отвечал по-английски.

Серена рассказала одну из школьных историй, над которой Фелипе добродушно посмеялся. Джессика же наблюдала за ним.

На него приятно было смотреть, вслушиваться в переливы голоса и следить за словесной перепалкой, которую он периодически устраивал с сестрой.

Ловя на себе взгляд Фелипе, Джессика отводила глаза. Совершенно ясно, что ему понятны ее чувства и позже он обязательно вернется к прерванному разговору.

По окончании ужина Серена извинилась, сказав, что хочет позвонить подружке в Ла-Пас. Фелипе разрешил ей выйти из-за стола. Но когда то же самое попыталась сделать Джессика, он возразил:

— Сейчас подадут кофе. Кроме того, сегодня чудный вечер. Давай вернемся в патио, там прохладнее.

Что ей оставалось делать? Они вышли на воздух.

Фелипе сел на деревянную скамейку. Шедшая следом служанка поставила на столик поднос с кофе. Затем наполнила ароматным напитком две чашки и с поклоном удалилась.

Фелипе протянул одну чашку Джессике.

— Держи.

Та поначалу попыталась отказаться — вовсе не потому, что не любила кофе, а из желания избежать соприкосновения рук. Но, осознав свой страх, она поспешила побороть его и быстро взяла чашку. Затем села на другой конец скамьи.

Фелипе следил за Джессикой, пока она не села, после чего откинулся на спинку лавки, вытянул ноги и отпил кофе.

— Дорогая, ты не так тверда, как думаешь.

Его голос был похож на мед — такой же густой, сладкий и тягучий. Джессика увязла в нем, как неосторожная оса. Она ненавидела себя за то, что так бурно откликается на воздействие мужских чар.

— В котором часу ты завтра уезжаешь?

На размытом сумерками лице Фелипе появилась улыбка.

— Утром, после того как обо всем договорюсь с сеньором Пересом. Серену я заберу с собой.

— Не очень-то ей здесь нравится, верно?

— Она любит общение, суету. А здесь царит покой. — Он помолчал, и Джессика физически ощутила повисшую между ними тишину. — Не боишься оставаться здесь без нас?

Ах вот что его волнует!