
Онлайн книга «Голос любви»
— Подождите, не так быстро… — Блю оставил свой кофе и наклонился над столом, глядя Симоне прямо в лицо. — Не кажется ли вам, что начинать надо не с этого? Симона не знала, что у Блю на уме, но отпрянула от него, как испуганный заяц. — Не понимаю, — пробормотала она. Он дотронулся до ее волос и почувствовал, как тело стало наполняться приятными, но слегка настораживающими ощущениями. — А как насчет «Доброе утро, Блю! Как спалось — крепко или проворочался всю ночь в постели, думая обо мне, как и я о тебе?» Симона была поражена такой самоуверенностью. «Да как он смеет!» — Я в отличной форме, Симона, — продолжал Блюделл как ни в чем не бывало, — хотя и действительно спал плохо. Да и как могло быть иначе, когда мы спали в разных постелях, в то время как должны были согревать друг друга в одной? Она отодвинулась, он сделал шаг назад. — Что до компьютера, то, хотите верьте, хотите нет, у меня есть свой. А к Сэму Майклу, или как его там, я вас сопровождать не намерен — если только это не имеет отношения к Хэлламу. — Он выжидающе посмотрел на нее. Симона молчала, не в силах что-либо произнести. — Далее. Того, что я узнал от вашей мамы… — Зовите ее Джозефина, — пробормотала она. Он кивнул. — Так вот, того, что я узнал от нее о «Хэллам порклейн», мне, полагаю, достаточно. Так что я, пожалуй, сразу же приступлю к работе. Если не возражаете, я расположусь в своем кабинете. Он требовательно протянул к ней руку. Симона смотрела на него как завороженная, не понимая, чего хочет от нее этот человек. Блю улыбнулся, сияя, как лампочка на двести свечей. — Папки, тигренок. Дай мне папки. Симона уже собралась было потребовать, чтобы он не называл ее тигренком, но передумала — все равно это бесполезно. Она широким жестом открыла левый ящик стола, достала оттуда папки, корешки которых были подобраны по цвету, и вложила их в протянутую руку Блю. Он кинул на них быстрый взгляд. — Здесь есть финансовый отчет фирмы Хэллама за последние по крайней мере пять лет? — Есть. Он поцокал языком. — Ну что ж, приступаю к работе. Встретимся в… — он кинул взгляд на часы, — ну, скажем, в два. Думаю, за час мы сумеем сформулировать вопросы, которые зададим Крэнуэю? — Может быть, сверим наши часы? — сухо спросила Симона. — Не хочу отвлекать вас в неподходящее время. — Можешь отвлекать меня в любое время, крошка. В неожиданности есть своя прелесть… Симона в бессилии опустила голову. — Не надо, Блю… Ради Бога, берите папки и уходите! Через минуту, решив, что Блю уже покинул комнату, она подняла глаза и с ужасом обнаружила, что тот стоял в дверях, победно ухмыляясь, с папками, небрежно сунутыми под мышку. «Еще одно слово — и я его убью!» — почти прокричала про себя Симона, понимая, что ее внутреннее «я» в данный момент походит на проснувшийся вулкан. — Да, сегодня утром звонил Нолан, — неожиданно вернулся к разговору Блюделл. Симона успокоилась. — Ну и как он? — Все в порядке. Он дома. За ним ухаживают мать и сестра, так что болеть ему даже нравится. — Ну что ж, я рада, что ничего опасного… — Он говорит, что неделек шесть проваляется в гипсе, но зато потом будет как новый. Просил, чтобы вы позвонили ему. Она кивнула, надеясь, что хотя бы на этот раз он уйдет. Но Блю по-прежнему стоял в дверях, не шевельнувшись. Воцарилась тишина, но не напряженная, а уютная, и ни ему, ни ей не хотелось ее нарушать. — Я понял, на сегодняшний вечер ничего не запланировано? — произнес наконец Блю, глядя перед собой в пространство. — Обычно первые пару дней я оставляю вечера свободными. Вчерашний вечер — исключение. Устроить его была инициатива Джозефины. — Я вижу, Джозефина заправляет здесь очень многим! — усмехнулся он. — Она возглавляет совет директоров «Анджаны». — М-м, — неопределенно отозвался он. — Что это значит? — Ничего. Я хочу сказать, ваша мама — потрясающая женщина: умная, удачливая, привлекательная… — К чему вы клоните? — Она взяла в руки пачку писем, делая вид, что ужасно занята, и открыла один конверт. — Ни к чему, просто констатирую факт. Так и не вынув письмо из конверта, она рассерженно отложила его в сторону и подняла глаза на Блю. — Нет, вы явно хотите этим что-то сказать! Он задумчиво нахмурился и потер мочку уха. Симона впервые за все это время обнаружила, что Блю снял свою серьгу. — Я просто задумался, хотите ли вы быть похожей на нее, — спокойно произнес он. Симона не знала, сердиться или смущаться. Пытаясь взять себя в руки, она сказала: — По-моему, моя мама — еще не худший пример для подражания. Хотите, я угадаю, чем занимается все время ваш отец? Сидит на лавочке, попивает пиво, глядит на мирскую суету вокруг и философствует. Слова Симоны явно задели в душе Блю какую-то больную струну, ибо в его взгляде появились злость и боль. Причем боли, граничащей с отчаянием, было больше. — Мой отец уже год как умер, — упавшим голосом произнес он. — Впрочем, вы нарисовали весьма точный портрет. Разве что пиво он не любил… — Извините, я не хотела… — От стыда Симона готова была спрятаться под стол. Он пожал плечами: — Ничего страшного, вы же не знали… — Он собирался уйти. Улыбка, которая, казалось, была для него такой же естественной, как дыхание, снова играла на его губах. — Если я вам зачем-нибудь понадоблюсь, то я в моем кабинете. «Не беспокойся, я постараюсь держаться от этой комнаты как можно дальше!» — думала Симона, глядя вслед удалявшейся ослепительно красной футболке. Обед с сэром Майклом Твиккемом занял без малого полтора часа, но и пяти минут такой смертной скуки для Симоны было уже достаточно, чтобы почувствовать себя отвратительно. Поскольку сэр Майкл был одним из главных спонсоров «Анджаны» и давал этот обед как бы в знак признательности за многолетнее сотрудничество, Симоне приходилось терпеливо сносить эту скуку. Единственное, что было хорошего в этом обеде, — он более или менее отвлекал ее мысли от Блю. Впрочем, разговор на этом обеде совершенно случайно зашел о Гасе Хэлламе. Сэр Майкл, как оказалось, одно время входил в совет директоров «Хэллам индастриз» и теперь всякий раз, лишь речь заходила о Хэлламе, превозносил его до небес. — Хэллам — парень что надо, — говорил сэр Майкл. — Ответственный до последних мелочей, надежный, как каменная стена, и скромен до болезненности. |