Онлайн книга «Обретение крыльев»
|
Я положила ему на лоб влажную салфетку: – …Отец, я знаю, эта поездка – испытание для вас, и выздоровление идет… идет медленно. Он улыбнулся, не открывая глаз: – Пора сказать правду. Никакого выздоровления нет. – …Нельзя отчаиваться. – Разве? – Кожа у него на щеках была тонкой и прозрачной, как вуаль. – Я приехал сюда умирать. Ты наверняка это знаешь. – Нет! Разумеется, не знаю. – Я пришла в ужас. Казалось, сквозь внешнюю оболочку пробился дурной сон, пусть он исчезнет! – …Если вы думаете, что умираете, почему не настояли на возвращении домой? – Это сложно понять, но последние несколько лет дом стал мне в тягость. Оказаться вдалеке, побыть с тобой в тишине и покое – большое облегчение. Я почувствовал, что здесь мне легче будет отстраниться от вещей, которые я знал и любил всю жизнь. Я непроизвольно потянулась рукой к губам и почувствовала, как глаза мои наполняются слезами. – Сара, дорогая моя девочка. Давай не будем лелеять напрасных надежд. Я не надеюсь поправиться, да и не хочу. Теперь его лицо пылало. Я взяла его за руку, и постепенно он успокоился и задремал. Проснулся отец в три часа дня. Только что подняли белый флаг – он развевался в раме окна на фоне прозрачного неба. Я поднесла к губам отца стакан с водой и помогла ему отпить. – У нас бывали ссоры, правда? – произнес он. Я знала, что последует дальше, и хотела оградить его от тяжелых разговоров. Оградить себя. – Теперь они не имеют значения. – Ты всегда отличалась сильным независимым умом, может, даже радикальным умом, и я порой бывал с тобой резок. Ты должна простить меня. Трудно представить, чего стоили ему эти слова. – Прощаю. И ты прости меня. – За что, Сара? За то, что ты следовала велениям совести? Думаешь, мне не противно рабство, так же как и тебе? Или я не понимаю, что алчность помешала мне послушаться голоса совести? Плантация, дом, весь наш жизненный уклад зависели от рабов. – Лицо его исказилось, и он схватился за бок, а потом продолжил: – Или простить тебя за желание найти применение своему интеллекту? Ты умнее даже Томаса или Джона, но ты женщина – и это еще одна несправедливость, которую я был не в силах изменить. – Отец, прошу вас. Я не в обиде, – сказала я, хотя и не вполне искренне. На пляже смеялись. – Иди прогуляйся и освежись, – предложил отец. Я отказалась, но он не уступал. – Как ты сможешь ухаживать за мной, если не заботишься о себе? Сделай это ради меня. Со мной все хорошо. * * * Я собиралась лишь побродить босиком по прибою. Сняла туфли и поставила их рядом с передвижной кабинкой для переодевания, которую вывезли на песок. В этот момент из кабинки, отодвинув парусину, выглянула приветливая Алтея, в купальном платье в красно-черную полоску с баской и пышными рукавами. Я пожалела, что Подарочек этого не видит. – Как мило. Вы наконец поплаваете с нами? – спросила она. – …О нет, у меня нет подходящего одеяния. Внимательно всмотревшись в мое несчастное лицо, она объявила, что перехотела купаться и будет очень рада, если я надену ее платье и окунусь. После разговора с отцом я чувствовала себя страшно уязвимой. Хотелось побыть одной, но, взглянув на женщин, уцепившихся за канат и плещущихся в море, на поднимающиеся за ними зеленые водяные валы, нескончаемые и необузданные, я приняла предложение. Она улыбнулась, когда я вышла из кабинки. У нее не было купальной шапочки, и я вынула из волос шпильки. Мои волосы пламенем затрепетали на ветру. Алтея сказала, что я похожа на русалку. Я ухватилась за веревку и пошла в волны – туда, где стояли дамы. Вода подступала и отступала, плескалась у наших бедер. Сама не понимая, что делаю, я бросила веревку и устремилась вперед. Потом ринулась в бурлящую воду и легла на спину. Так удивительно было ощущать, что вода меня держит. Лежать на воде, в то время как наверху отец лежал на смертном одре. * * * 9 августа 1819 года Дорогая мама, Библия уверяет, что Господь осушит каждую нашу слезинку… Я отложила перо, не зная, что писать. Странно, что именно я должна сообщить ей новость. Я представила себе, как она собирает нас, своих детей, в гостиной и говорит: «Вашего отца забрал Господь». Какже получилось, что эта обязанность возложена на меня? В Чарльстоне отцу полагались бы пышные похороны – торжественность церкви Святого Филипа, величественная процессия вдоль Митинг-стрит, гроб в украшенном цветами экипаже, за которым следует полгорода… Вместо всего этого его похоронят в безымянной могиле на разросшемся кладбище под стенами методистской церкви, которую мы проезжали по пути сюда. Гроб с его телом повезут в фермерском фургоне, за которым пойду я одна. Но матери я не расскажу ничего из этого. Не скажу также, что в час его смерти я плавала в океане в полном уединении, о котором буду вспоминать всю жизнь. Надо мной кричали чайки, а на вершине шеста реял белый флаг. Подарочек Глаза госпожи опухли от слез. Она просидела в постели в ночной одежде до середины утра. Вокруг кровати был натянут москитный полог, шторы на окнах задернуты, но я все равно заметила ее опухшие веки. Минта, новая горничная, притаилась в углу. Госпожа хотела заговорить со мной, но расплакалась. Мне было ее жаль. Я знала, что такое потерять близкого человека. Но не представляла, зачем она меня вызвала. Оставалось только стоять и дожидаться, пока она не возьмет себя в руки. Прошло несколько минут, и госпожа прикрикнула на Минту: – Ты собираешься принести мне носовой платок или нет? Минта принялась рыться в ящике с бельем, а госпожа повернулась ко мне: – Немедленно принимайся за мое платье. Я хочу наряд из черного бархата с вышивкой бисером. У госпожи Рассел на платье бисер из гагата. Еще мне понадобится капор с длинной вуалью из крепа сзади. И черные перчатки, но пусть это будут митенки – из-за жары. Ты все запомнила? – Да, мэм. – Все должно быть готово через два дня. И сделано безупречно, Хетти, понимаешь? Безупречно. Если понадобится, работай по ночам. Похоже, она вполне овладела собой. Госпожа выписала мне пропуск на рынок и отправила в экипаже с Томфри, который должен был купить карточки с приглашениями на поминки. Сказала, сама я слишком долго буду ковылять туда и обратно. Вот так я впервые в жизни прокатилась в экипаже. – Перестань улыбаться, мы должны скорбеть, – одернул меня Томфри. Разыскивая на рынке бисер, я натолкнулась на жену мистера Визи, Сьюзен. Я не видела ее с начала лета, с моего визита на Булл-стрит, 20. |