Книга Дилемма любви, страница 31 – Кейт Дэнтон

— Чем Эшли-то тебя испугала? — спросил вконец расстроенный Гордон.

— Нет, не она сама, нет. Меня пугает ответственность за ее воспитание, образование и так далее, которую мне придется взять на себя. Помнишь, ты как-то сказал, что я похожа на кукушку?

— А, вон оно что! Но послушай, когда это было? Я тогда тебя совсем не знал! Не знал, что вы с Эшли так подружитесь!

— Но я действительно не умею обращаться с детьми!

— Какой вздор! Научишься. Вспомни, в какой восторг пришла Эшли, увидев твои подарки! К тому же ей нравится играть с тобой.

— Но материнство — это не только подарки. Дарить подарки и играть с ребенком может любой, не обязательно мать или отец.

— Верно. И Эш не всегда такая милая и послушная, как сегодня. Бывает, она ничего не хочет есть, кроме крекеров и кукурузных хлопьев…

— …бывают ночи, когда она плачет не переставая, отчего кажется, что у нее поднялась температура, — напомнила ему Мэкки.

— Ты с этим отлично справилась, — сказал он.

— Куда мне! Я испугалась и позвонила тебе.

— И правильно сделала. Главное — вовремя позвать на помощь. И вообще, у родителей должны быть здравый смысл и интуиция, а этого у тебя не отнимешь.

— Вспомни, как я растерялась в пятницу вечером, когда у Эшли заболел животик.

— Ты помогала мне и успокаивала Эшли. Ты была просто чудо! Не слишком ли ты строга к себе?

Пока Мэкки обдумывала его слова, что она «просто чудо», Гордон повернул ее лицом к себе, после чего она уже не могла думать ни о чем другом, кроме как о его страстных поцелуях.

В понедельник Мэкки вылетела в Атланту в служебную командировку. Гордон регулярно названивал ей: в субботу вечером, чтобы убедиться, что она благополучно доехала до дома, в понедельник утром в ее контору, прямо перед ее отъездом в аэропорт, в понедельник вечером и рано утром в среду уже в Атланту.

— Мисс Смит, это служба «Будильник», — сказал Гордон официальным тоном. — Вообще-то я могу предложить более приятный способ будить тебя.

— И как же?

— А ты попробуй догадаться.

— Ну, и как же? — повторила Мэкки.

— Представь наше пробуждение на огромной кровати… я ерошу тебе волосы, обнимаю и целую тебя… Затем я…

— О! Твое воображение богаче моего! Мне придется принять холодный душ, чтобы прийти в себя и заняться делами.

Как потом выяснилось, чтобы заниматься делами, холодного душа было мало, так как день выдался на редкость неудачный — одна неприятность сменяла другую. Мало того, что заседание суда было отменено из-за болезни ответчика, так еще и задержали вылет из Атланты в Даллас по техническим причинам.

Долгое ожидание в аэропорту Мэкки скрашивала мечтами о Гордоне, вспоминая их неторопливые разговоры, его пылкие взгляды, объятия и поцелуи.

Вспомнила она и об Эшли и ее проделках — как она тискала бедную Клио, как засыпала в обнимку с плюшевым мишкой или динозавриком, как осваивала новые слова.

Мэкки с улыбкой вспомнила, как малышка сначала приняла имя «Мэкки» за слово «мама» и как потом придумала имя «Мэф».

Сидя в самолете и глядя в иллюминатор на иссиня-черное небо, Мэкки взвешивала все «за» и «против» совместной жизни с Гордоном и Эшли. Ясно одно: так больше продолжаться не может. Она должна сделать окончательный выбор. Сейчас она находится на распутье, и любое промедление может обернуться для нее новой трагедией.

Если ее пугают тяготы семейной жизни, ей надо отступить прежде, чем она настолько привяжется к Эшли и Гордону, что разрыв с ними нанесет ей еще одну душевную рану. Сама мысль об этой разлуке показалась ей невыносимой. Она может найти сотню разумных доводов в пользу разрыва, но это все равно будет для нее ударом в сердце.

Было уже далеко за полночь, когда самолет приземлился в далласском аэропорту. Каково же было ее удивление, когда среди встречающих она увидела Гордона.

— А Эшли с кем? — первое, что спросила Мэкки.

— С бабушкой.

— Вижу, тебе приходится все чаще оставлять ее у бабушки, и все из-за меня, — чувствуя себя виноватой, тихо проговорила Мэкки.

— На то есть серьезный повод: мне не хочется, чтобы ты тряслась в автобусе или, чего доброго, ловила такси в столь поздний час.

Мэкки не привыкла к такому вниманию. Еще ни один мужчина не проявлял такой заботы о ней. Но до чего же приятно узнать, что тебя встречают ночью в аэропорту и персональный шофер отвезет тебя домой… и, возможно, останется там навсегда… Для независимой женщины, какой она себя считала, соблазн был действительно велик.

— Все лампочки включены, гоблинов в кладовках нет, — доложил Гордон, доставив ее багаж наверх и спустившись в холл. — Надеюсь, мне причитается вознаграждение?

— И какое же вознаграждение ты хотел бы получить? — спросила Мэкки, бросаясь в его объятия.

— Вот такое. — Гордон хотел поцеловать ее прямо в аэропорту, но не решился, не зная, как она воспримет проявление подобных чувств на виду у множества незнакомых людей. Слава Богу, теперь они одни. Он впился губами в ее призывно приоткрытый рот, крепко сжимая ее в своих объятиях. Не прерывая поцелуя, он ухитрился снять с нее жакет и бросить его на пол. Выдернув край блузки из юбки, он стал гладить ей спину.

Когда они, прерывисто дыша, на мгновение прервали свой долгий поцелуй, Мэкки едва слышно прошептала:

— Пойдем наверх.

Их тела сгорали от страстного желания, но Гордон собрал всю силу воли и решил отказаться от такого заманчивого предложения. Если бы он согласился, это было бы несправедливо по отношению к Мэкки: он работал всего полдня, отдохнул, играя с Эшли… даже вздремнул часок, прежде чем ехать в аэропорт. Мэкки же работала по двенадцать часов кряду, да еще совершила долгий, в сотни километров, перелет.

— Ты устала и измотана. А я хочу, чтобы в нашу первую ночь мы отдались своей страсти целиком, без остатка, и занимались любовью всю ночь напролет. И мне не хочется, чтобы ты неожиданно заснула.

— Всю ночь напролет?

— Ага!

— Тогда поклянись мне, что сдержишь свое обещание.

— Клянусь, — подтвердил Гордон.

Было почти два часа ночи, когда Гордон ушел от нее, и почти три часа утра, когда Мэкки наконец добралась до постели. Однако она была так взволнована, что долго не могла заснуть. Она хотела было поступиться своим правилом вставать в шесть часов утра, но давно запланированное совещание, назначенное на восемь, не оставило ей выбора.

Вернувшись с совещания в свою контору, Мэкки подумывала еще раз сходить в кофейню, чтобы хоть как-то разогнать усталость и сонливость, как зазвонил телефон.

— Мэф? — раздался в трубке детский голосок.