Книга Бабочки в моем животе, или История моей девственности, страница 55 – Татьяна Николина

– Не надо строить из себя оскорбленную невинность, – злился он. – Думаешь, мне легко смотреть, как ты целуешься с другим?

– Не смотри, – нагло рассмеялась я.

– Легко сказать.

– К тому же тебе ведь тоже есть с кем сегодня целоваться, не так ли?

– Да, есть, – орал Марат. – Но в отличие от тебя, я не могу этого сделать.

– Что же мешает? Боишься общественного мнения?

– При чем тут общественное мнение?

– Так в чем проблема?

– Да в том, что я до сих пор хочу тебя.

Он прижал меня к стене и горячо задышал мне в лицо. Я смотрела в его глаза: синие, горевшие безумным блеском. Я ничего не успела сообразить, когда его губы бешено вцепились в меня. Эти губы были ненормальными, пылающими, жадными. Они жгли меня, испепеляли до тла. От них черти плясали у меня внутри.

– Что ты делаешь? Перестань, – закричала я, с силой оттолкнув его.

Он пошатнулся и попятился назад:

– Кэт, я ничего не могу поделать. Я старался, но это выше моих сил. Я ненавижу тебя, но не могу забыть. Ты теперь далека от меня, ты больше не со мной, но от этого я хочу тебя еще больше. Ты обманула меня, предала. А я не могу без тебя.

Я смотрела в его почти плачущие глаза и приходила в бешенство.

– Значит, это я тебя предала? Я обманула? – кричала я прямо ему в лицо. – Какой же ты идиот! Ты меня уничтожил, ты растоптал, предал! А теперь вламываешься в женский туалет и строишь из себя жертву?!

Изо всех сил я ударила его по лицу. Следы от моих пальцев все явственнее проступали на его щеке. Из уголка губ заструились темно-красные ручейки. Он схватил меня и усадил обратно на раковину. Его язык не давал мне говорить дальше. Его руки крепко держали меня. Его губы обжигали мою шею, грудь, плечи. Его лицо пряталось в моих волосах. Его руки прижимали меня к себе все сильнее. Я хотела его оттолкнуть, но будто приросла к нему, лишь плотнее извиваясь вокруг его тела змеями своих ног. Я хотела его прогнать, но вместо этого целовала еще сильнее. Хотела ударить, но могла лишь обнимать.

В дверь стучали.

– Отпусти, – умоляла я, но он закрывал мой рот своим. – Не надо.

– Не могу, – шептал он, – я не могу без тебя, Кэт.

Я лежала на столешнице с раковинами, как Анна Курникова в клипе Энрике Иглесиаса. В зеркальном потолке туалета мое лицо выглядело застывшей в страстном порыве маской. На мне извивался и стонал еще недавно родной мне человек, человек, которого я теперь ненавидела, но дьявольски желала. К чему я пришла? К тому, чтобы лишиться девственности в общественном туалете?

– Отпусти, мне больно, – тихо сказала я и выскользнула из-под него.

Он стоял передо мной и тихо смотрел. До чего же обманчивые у него глаза. Разве могут быть у такого мерзавца такие больные, ошалелые глаза?

– Ты можешь быть спокоен, Марат. Больше я не стану раздражать тебя своим присутствием. Я уезжаю далеко и навсегда. И больше никогда не хочу видеть тебя в своей жизни.

Я открыла щеколду и выбежала из туалета. Вслед мне смотрели ненавидящие глаза рыжей, стоявшей под дверью.

– Все в порядке? – встревоженно смотрел на меня Люк.

– Да, – соврала я. – Давай уйдем отсюда.

– Хорошо. Куда пойдем?

– К тебе. Хочу как следует проститься с тобой.

Мы вошли в его двухкомнатный люкс. Я присвистнула и с разбегу бросилась на кровать. Люк спокойно подошел и присел на краешек.

– Ты мне очень нравишься, Кэт. Но я вижу, что ты страдаешь, – грустно сказал он.

– Тебе показалось, милый, – прошептала я и почувствовала, как защипало у меня в уголках глаз.

– Ты можешь доверять мне. Что тебя тревожит? – спросил он и уставился на меня своими честными, участливыми глазами.

– Просто я не хочу, чтобы ты уезжал, – соврала я.

– Правда?

Я положила голову ему на колени:

– Поцелуй меня.

Он наклонился и легонько дотронулся до моих губ. Я вспомнила пылающие губы Марата и едва не разревелась.

– Я хочу тебя, – прошептала я, глотая слезы.

– Ты уверена, Кэт? – спросил он, пытаясь прочесть что-то на моем лице.

Вместо ответа я притянула его лицо к себе.

Люк был нежным и деликатным. Он осторожно расстегивал мою одежду, тихонько, будто бы боясь поранить, прикасался к моей коже. Он был милым, трогательным. И я была ему благодарна. Но он не был Маратом. Этот хороший, нежный, все понимающий человек был мне совершенно чужим. Я целовала его губы, и мне не хватало огня. Я пробовала на вкус его кожу и понимала, что делаю что-то не то. Я обнимала его горячее тело и чувствовала невозможный холод. Я хотела его любить, но понимала, что предаю себя.

– Почему ты плачешь? – оторвался он от моих губ и уставился в лицо.

– Тебе, наверное, показалось, – сказала я и часто заморгала ресницами.

– Нет, Кэт, не показалось. – Он сел на край кровати и отвернулся.

Я провела кончиками пальцев под глазами и с удивлением обнаружила там слезы. Ну надо же было мне сейчас разреветься. С чего бы?

– Прости, Люк, – обняла я сзади его плечи. – Я не знаю, что со мной происходит.

– Кэт, ты мне правда очень нравишься. И я хочу тебя. Но у тебя что-то происходит в жизни. Я не знаю что, но тебе нужно с этим разобраться. Я уеду завтра в Париж. И буду ждать тебя. И я надеюсь, что ты приедешь туда, чтобы быть счастливой. Я не тороплю тебя. Но помни, я жду.

– Спасибо, Люк, – сказала я и поцеловала его в уголки губ.

Мне больше не хотелось плакать. И я уехала.

Во дворе моего дома мне показалось, что кто-то за мной следит. Я резко обернулась. Чья-то тень мелькнула и исчезла за соседним подъездом. Мне почему-то не было страшно. Эта тень хоть и была неразличима в темноте, все же показалась мне какой-то знакомой.

Я забралась с ногами на лавочку и закурила. Я смотрела в небо и пыталась сфотографировать его изображение у себя в голове. Скоро над моей головой будет совсем другое небо – волшебное, чарующее небо Парижа, такое многообещающее, но такое чужое. Я твердо решила сбежать от своих проблем, от здешней жизни. Там, в Париже, у меня будет новый дом, новая работа и, возможно, новая любовь. Но сейчас мне так отчаянно хотелось, чтобы все вернулось на два месяца назад, в ту дивную осеннюю ночь, когда мы танцевали и целовались под дождем. Там было столько безумия и страсти, и там еще не было обмана, и там я была по-настоящему счастлива. Мне отчего-то показалось, что тень за домом меня отлично понимала. Я резко спрыгнула со скамейки и побежала за угол. Там никого не было. Лишь чья-то машина, резко двинувшаяся с места, превратилась в неразличимую точку и растворилась в огнях ночи.