Книга Совпадения, страница 56 – Бина Богачева

На большом столе в комнате лежала разделочная доска с мелко рубленным репчатым луком, рядом — пластиковая миска с фаршем.

— И на что она ее сделала? На что-то путное вечно денег нет, на операцию быстро нашла. Машину бы купили, жильем твоим занялись. Когда же ты своей-то жизнью заживешь, сынок?

— Я тут, — откликнулся Степан Федорович. — За чесноком лазил. Бабка погнала. Лук-чеснок велено для котлет нашинковать мелко, как будто их термиты грызли. Иначе не ужевать, — улыбнулся он. — Зубы-то казенные.

Дед пригладил рукой не шибко густые волосы. На улице он всегда щеголял в старой выгоревшей бейсболке. Обнялись, расцеловались. Разобрали привезенные сумки. Отдали продукты и все, что было сложено для бабушки из числа хозяйственных нужд.

— Вы вот тут располагайтесь. — Бабушка показала на комнату. — А мы там. Мойте руки, сейчас ужинать сядем, у меня все готово. А пол завтра посмотришь, — подняла она Глеба, присевшего на корточки у мойки. — На ночь нечего! И так запарились небось.

Глеб выразительно глянул на Соню. Она наморщила нос, мол, ничего страшного. Пикантно!

— Нарезал, что ли? — спросила Вера Карповна у Степана Федоровича.

— Он у тебя тут в рабстве, — заметил, шутя, Глеб.

— Это я перед ним на цирлах! Пусть режет. Он так мелко, с таким терпением, с насупленными бровями, как Брежнев. Я в гробу бы видала и лук этот, и фарш, вместе взятые.

— А ты ему брови обстриги! — с интересом предложил новый поворот событий в жизни этой замечательной пары Глеб, одновременно глянув на Соню.

— Да щас! — живо отреагировал плохо слышащий дед.

— Ты что, живой, что ли? — удивилась бабуля. И уже Глебу с Соней добавила: — А я у него не спрашиваю. Молча делаю, что мне надо.

— Да я ведь не всегда мертвый! Все, бабка, отстань от меня, — торжественно возвестил Степан Федорович, передавая ей миску, и в бесшумных домашних вязаных тапках прошагал прочь.

— Девушки, вас не в одном благородном пансионе обучали? — поинтересовался Глеб.

— Что вам делать на гарнир?

— Да нам все равно.

— Ты жрать хочешь? — спросил Глеб у Сони.

— Нет.

— А есть? — спросила Вера Карповна.

— Есть она хочет всегда, — ответил за нее Глеб с доброй улыбкой палача, радостно встречающего последнюю жертву — предвестник конца рабочего дня.

— Выбирайте: салат, картошка фри, рис. Но рис вчерашний, предупреждаю. Сегодня не варила. Дед же капризничает у меня, как барин. То картошку ему жарь, то рис подавай, то макароны с маслом. А потом передумывает все. Я об плиту уже третий передник себе стерла!

На плитке радостно зашкворчали котлеты.

— Котлеты проклятые, мои любимые, — подмигнул Соне Глеб.

Около плиты умывался Боря.

— Передник-то у тебя с тысяча девятьсот пятого! — Дед подмигнул молодежи.

— Как говорила бабушка Марка Шагала, указывая на плиту: «Вот могила твоего деда, отца и моего первого мужа». И Борю мне еще завел до кучи. Геркулес ест только номер два «Ясно солнышко», три дня ему кашу с рыбой не клади — надоедает. Могла ли я подумать, что коты так похожи на нашего деда? Позавчера Боря размотал и съел два метра нитки из катушки. В остатки замотался. Где-то вытянул из-под кровати и наелся новогодней мишуры, блевал всю ночь и полдня. Выбирайте гарнир, ладно…

Выбрали вчерашний рис. Но все равно подали и картошку, и рис, и салат. Сели наконец за стол. Разложили в тарелки. Солили из почерневшего от времени апплике. [35] Соня с почтением осмотрела старинный тяжелый стол на массивных ногах.

— Девятнадцатый век, — заметив ее интерес, уточнил дед. — Он тут стоит с того момента, как дом был построен. Его из столовой не вынести уже. Он ни в один проем не лезет. Как сюда попал — никто не помнит. А ведь неразборный! Владельцы бывшие съезжали еще до революции, хотели забрать, но не смогли.

Одно место за столом было накрыто с прибором и пустовало.

— Ешьте, вы ж с дороги. — Бабушка любовалась то на Глеба, то на Соню. — Глебушка у нас похож на Ивана Карповича. — Она указала на старый фотопортрет в рамке на стене. — Страсть как похож на покойничка. Это мой брат, Вероникин дядя.

— Будет она котлеты исть, как наша бабушка Гаша говорила? — спросила Вера Карповна у Глеба, кивнув на Соню.

— Нет, уже поздно, спасибо! — Соня подпрыгнула на стуле.

— Будет, будет, — кивнул Глеб.

— А колбасу свежую будете?

— А несвежая есть?

— Не мели, Емеля!

— Ну вот, как всегда! Я же ем все только несвежее и невкусное! Никогда у вас нет для меня ничего.

— А почему вы сами себе котлет не положили?

Соня осмотрелась. Угрюмая печь с лежанкой, мясистый шкаф светлого дерева, старенькая металлическая кровать с собранными пирамидкой подушками, узорчатой накидкой и опущенным пологом, сервант с разномастной фарфоровой посудой, старинная тумба-радиола с телевизором наверху, множество старых фотографий на стенах под стеклом в рамах, вышитый коврик на стене с прудом и удящими рыбу детьми, старинное выгоревшее бра с бахромой, нависающее на смотрящего потрескавшееся зеркало, часы с боем отщелкали «бом-бом» десять раз, шумно вращая внутри пружинами, цокая, скрипя, щелкая.

— Это мы вам нажарили. Вы-то еще можете мясное варить, желудки сильные, а у нас, стариков, одни камни внутри — кашу тереть. На ночь точно не станем, а завтра может быть. Будем посмотреть, как дед говорит.

Вера Карповна время от времени начинала откашливаться так, как будто вот-вот засмеется, но смеха ни разу не последовало. А ей очень шел смех на ее немного детском лице с гладкими, не по возрасту мягкими розовыми щеками, оно излучало тепло, радость, доброту и светлую улыбку. В нем хотелось разгадать какой-то сложный кроссворд гармонии и красоты, сочетания именно так расположенных черт, тихого глубокого свечения глаз, с именно так наложенными прозрачными тенями времени под ресницами. Легкий усталый румянец ее и вовсе был непостижим.

Она положила Глебу три большие зажаристые котлеты.

— Да я не съем столько, ба!

— Не говняйся, — спокойно рекомендовала бабушка и подложила еще одну. — Что же ты за мужик, коли мяса есть не будешь? С продуктами сейчас стало хорошо. Колбаса, сыр, масло, яйца — все теперь есть, что душеньке угодно! Давно ли у нас в магазине люди друг у друга яйца из рук вырывали? Берите масло! Как вы там живете-то? Мать-то что ж, и на работу теперь не ходит?

— Комбайн купили ей кухонный новый.

— На что он ей сдался?

— Овощи измельчать. Ей же то вермишелькой настрогать надо, то кружочками.

— Ишь чего! У меня комбайн всегда при себе. — Она выставила вперед две руки. — И вермишелькой может, и кружочками, и квадратиками.