Книга Невеста плейбоя, страница 91 – Сьюзен Донован

– То есть получается, что я единственная была не в курсе, что у вас происходило на самом деле?

– Не расстраивайся, – не удержалась Монти. – Иной раз лучше оставаться в неведении. Гораздо лучше себя чувствуешь. И сохраняешь оптимизм и веру в людей.

– Это еще не все. – Саманта собралась с духом и взглянула на Джека. – Потом стало хуже… то есть лучше, я надеюсь… мне плевать, что вы подумаете, но я просто в восторге.

– У нас осталось пять минут! – зарычала Кара. – А я не могу понять, о чем ты говоришь!

– Я беременна, – выдохнула Сэм.

На этот раз Джек, вспомнив, что когда-то играл в бейсбол, обошел Кару как защитника команды соперника и рванулся к Саманте. Он подхватил ее на руки и принялся целовать. Сэм очень хотела попросить у него прощения, но все не успевала выговорить хоть слово.

– Мне нужно выпить… Или сразу попросить прибавку к жалованью? – пробормотала Кара, хлопая глазами.

Маргарет без сил опустилась в кресло. А Толливер кружил Сэм по комнате, и радости его не было предела.

– Я люблю тебя, Сэм! Боже мой, черт с ними, с выборами! Ты моя, и у нас будет ребенок!

– Джек, отпусти меня! – Сэм придерживала задравшееся платье. – Это не совсем так…

– Ага! Тогда кто отец? – быстро спросил Стюарт, который явно не верил в счастливые истории.

– Господи, я словно кино смотрю, – буркнула Монти. – То ли «Поющие в терновнике», то ли бразильский сериал…

Сэм рассмеялась, потом взглянула на Джека, который так и застыл посреди комнаты, держа ее на руках, с напряженным и испуганным лицом.

– Само собой, отец у нас Джек Толливер, – улыбнулась она. – Я хотела сказать, что ребенок будет не один. Я ношу двойню.

– Черт, здорово! – Джек осторожно поставил Саманту на ноги и погладил ладонью ее живот. – Знаешь, Сэм, это самый счастливый день в моей жизни! Теперь у меня будет все, что необходимо Джеку Толливеру для счастья: ты и наши дети!

– Боже мой! – Маргарет закрыла лицо руками.

– Минуточку, Джек! – воскликнула Кара. – А ты не забыл, что баллотируешься в сенат?

– Да, – вмешалась Сэм. – У тебя есть я и дети, но, помнишь, ты сам говорил, что этот пост важен для тебя. И я бы хотела, чтобы ты добился своего, потому что именно ты станешь таким сенатором, который действительно нужен людям. Обыкновенным людям, таким как я или Монти. Ты должен победить на выборах.

– Сдается мне, теперь – после шестичасового выпуска новостей – большинство избирателей думают иначе, – протянул Стюарт. – И я не уверен, что нам удастся их переубедить. Да и времени что-то придумать уже не осталось.

– Быстро все грузимся в лимузин, – приказала Кара. – Закончим обсуждение по дороге.

– А не надо ничего обсуждать, – радостно ухмыльнулся Джек, все еще не в силах отпустить Саманту. – Я знаю, что надо делать.

– И что же это? – Кара смотрела на него огромными карими глазами, в которых застыли недоверие и надежда на чудо.

– Я собираюсь приехать туда, где запланировано мое выступление, подняться на сцену и рассказать правду. Все, что с нами случилось.

– Как-то это… нетрадиционно для предвыборной кампании, – протянула Кара разочарованно.

– Не думаю, что избиратели это оценят, – подхватил Стюарт.

– Тогда мой случай станет хрестоматийным примером того, как не надо поступать, – пожал плечами Джек. Потом неожиданно позвал: – Монти!

– Ты меня? – Монти недоверчиво покрутила головой, словно ожидая найти в кабинете еще кого-то, кто мог бы отозваться на ее имя.

– Прошу тебя, позаботься о Сэм. Помоги ей собрать детей и привези всех на встречу. Не отходи от нее и не подпускай к ней журналистов. Ты сделаешь это для меня?

– А то!

Джек повернулся к Саманте.

– Милая, давай встретимся прямо перед пресс-конференцией. Мне нужно успокоиться и собраться с мыслями, хорошо?

Саманта кивнула.

– Только ответь мне сначала на один вопрос.

– Все, что угодно.

– Ты меня любишь, Сэм?

– Я люблю тебя, Джек. Ты единственный мужчина в моей жизни, и это навсегда.

– Маргарет, – позвал Джек. – Ты едешь с нами?

Маргарет Толливер словно очнулась. Она поднялась с кресла, улыбнулась и заявила:

– Езжайте, деловые люди. У меня здесь машина с шофером, и мы, девочки, приедем позже.

Она выпроводила Джека и его адвокатов, потом вернулась и, встав перед Монти и Сэм, долго и пристально разглядывала последнюю. Потом неожиданно спросила:

– Можно мне вас обнять?

– Да… конечно. – Саманта порядком растерялась от неожиданности. Она осторожно обняла пожилую даму и коснулась губами ее щеки. Глаза Маргарет влажно поблескивали, и она выглядела растерянной, что для Маргарет Дикинсон-Толливер было совершенно нехарактерно.

– Я хотела бы попросить вас об одолжении, – сказала Маргарет. – Вернее, у меня к вам целых две просьбы, если позволите.

– Конечно.

– Во-первых, я хотела бы, чтобы вы меня постригли. Так, как считаете нужным. Наверное, лучше коротко. Пожалуй, я позволю себе не закрашивать больше седину. Последнее время я много смотрела вокруг и видела женщин постарше меня, которые выглядят вполне стильно, хотя придерживаются естественности.

– Я сделаю это с удовольствием и постараюсь, чтобы вам действительно понравилось, – кивнула Саманта.

– А нельзя ли сделать это прямо сейчас, до того как мы все отправимся на пресс-конференцию?

– Можно, – ответила Сэм, и Монти уже гремела чем-то в кладовой, подготавливая для подруги поле деятельности.

– Чудесно. Спасибо… но у меня есть еще одна просьба.

– Да?

– Позвольте мне стать бабушкой для близнецов. Я буду их безмерно баловать… Впрочем, я пойму, если вы откажете мне в этом. У вас есть на то основания. – Маргарет с трудом справлялась со слезами. – Но я все же решилась попросить.

– Конечно, Маргарет. – Саманта улыбнулась и осторожно коснулась рук пожилой дамы, которые та, не сознавая, прижала к груди. – Я буду счастлива, если у моих детей будет бабушка.

Монти заглянула в кабинет и торжественно объявила:

– Наш салон открыт! Вы тут приступайте, а я пойду соберу детей. А потом – помяните мое слово – нас ждет пресс-конференция, которая войдет в историю.

Зал отеля «Марриотт» был полон. Здесь собрались репортеры, фотографы, телевизионщики, члены избирательного штаба и масса других людей. Все присутствующие были взволнованны, и зал гудел, словно в нем поселился рой растревоженных пчел. Но Джек не чувствовал страха или волнения. Он чувствовал уверенность в себе, и поступь его была тверда, когда он поднялся на сцену. Пока Джек шел к микрофону, он успел подумать, что за свою жизнь провел на сцене довольно много времени. Иной раз это бывали прекрасные моменты. Бывало и наоборот. Трудно предсказать, чем именно кончится его сегодняшнее выступление. Но он твердо знал, что это не самое главное в жизни. Самое главное у него уже есть.