Книга Нянь, или Мужчину вызывали?, страница 67 – Холли Петерсон

Майкл возбужденно запрыгал.

— Я тоже хочу играть, я тоже!

Тут подбежала Каролина.

— Мальчики, нет! Не за моим столом! Никаких драк!

Стакан с апельсиновым соком упал, и, пытаясь поймать его, Питер сшиб стакан с водой. Каролина вскинула руки в воздух и побежала за полотенцем. Я вскочила с места, чтобы меня не забрызгало.

Посреди этой утренней демонстрации тестостерона Филип снова появился в дверях; на нем были рубашка, галстук, боксерские трусы и черные носки. Я стояла прямо и неподвижно, как часовой.

— Каролина, пожалуйста, принеси мне капуччино и фруктовый салат на подносе в кабинет; я проведу селекторное совещание перед тем, как уехать. Только возьми мою специальную кружку. Да, и корицы немного добавь. — Он посмотрел на часы и подошел к столу. — Джейми, нам надо поговорить.

Когда мы зашли в спальню, он закрыл дверь и, подойдя к гардеробной, торопливо надел брюки.

— Я знаю, отношения у нас сейчас напряженные, и мне бы не хотелось их портить еще больше, но я кое-что должен тебе сказать.

— Что?

— Не разрешай прислуге себя трогать.

— Прости?

— Я серьезно. Не разрешай прислуге себя трогать.

— Ты с ума сошел.

— Нет, пожать тебе руку — это пожалуйста. И можешь обнять Каролину, да даже Питера, когда будешь выдавать им рождественские премии, но постарайся не инициировать никаких других контактов. Это производит такое странное впечатление, что мне даже его не описать.

— Да Питер просто шутил. Это вроде массажа, который боксерам делают.

— Я не знаю… что, черт возьми… это было. — Он говорил напряженно, потому что как раз натягивал новые туфли с помощью длинного черепахового рожка с кожаной рукояткой в виде палки с кисточками. — Но это выглядело неприлично, как для детей, так и для остальной прислуги. Это важная граница. Очень важная. Пересечешь ее, и отношения подчинения исчезают.

— Да я не хочу иметь…

— Я знаю, что после того, что было в выходные, ты не хочешь со мной разговаривать, но я все равно тебе скажу. — Он с силой ударил рожком по полу три раза подряд. — Я, черт возьми, вел себя как ангел, и тебе следует ценить это.

— Как ангел?

— Да.

— И в чем же это проявлялось?

— В истории с твоим нянем. В том, что я терплю в доме какого-то сачка-лыжника, любителя травки.

— У него успешная компания по компьютерным программам, которая вот-вот наберет силу. Она поможет детям в школах по всей стране. И он не курит травку.

— Ну, может, на работе и не курит.

— И он очень помог твоему сыну.

— Я знаю. Я это вижу. Именно поэтому я все это терпел. Я хоть раз пожаловался с тех пор, как ты отказалась его увольнять?

— Ну, хорошо, Филип, я бы не сказала, что ты прямо такой уж ангел, хотя это правда — ты его принял. Ему ты, конечно, на этот счет ни слова не сказал.

— С какой стати мне с ним говорить? Он на меня работает! Вот этого-то ты и не понимаешь…

— Перестань. Это грозит превратиться в ссору, на которую у меня нет сил. Я поняла, что ты принял Питера, и поняла, что ты, возможно, прав, и боксерский массаж за кухонным столом неуместен. Все?

Он обнял меня и поцеловал в лоб.

— Да, все.

Вернувшись в кухню, Филип вежливо спросил у всех сидевших за столом:

— Ну, как дела? — Он старался со мной помириться. Грейси посмотрела на отца. На ней были желтые вельветовые брючки и желтый узорчатый свитер, а под ним светло-голубой джемпер. Из-под желтых бантов по обе стороны головы падали светлые кудри длиной почти до подбородка.

— Папочка?

— Да, мой ангел? — Филип просто таял, глядя на свое сокровище.

— Что такое «сосок»?

Питер закашлялся в салфетку, стараясь не засмеяться. Филип резко вдохнул, раздувая ноздри. Он посмотрел на меня, а потом на свою пятилетнюю дочь.

— Спроси у мамы.

Вокруг нас гудели такси — водители пытались объехать джипы, стоявшие поперек улицы перед входом в школу. Шоферы, которым их работодатели были куда важнее таксистов, останавливались прямо посреди квартала, чтобы доставить свой драгоценный груз к самому тротуару. Я быстренько отвела Грейси в класс и вернулась к стоявшему снаружи Питеру. Мне не терпелось узнать, что между ними произошло.

— Так что он сказал?

— Кто?

— Мой муж!

— Ах, он. Что-то насчет того, что я наркоман, и потом еще насчет окончания моей трудовой деятельности при дальнейших нарушениях.

— Как он это сказал? По шкале от одного до десяти, насколько он был зол?

Мы отошли от школы метров на десять; он сделал шаг вперед и приблизился ко мне.

— Я хочу тебя кое о чем спросить, Джейми. — Когда он называл меня по имени чуть хрипловатым голосом, это сводило меня с ума. — И вопрос очень важный: тебя даже на этой стадии отношений волнует, что думает этот человек?

На этой стадии. Я задумалась. А на какой мы стадии? Я не хотела отвечать на этот вопрос, так что перекинула мячик обратно ему.

— О чем на самом деле ты меня спрашиваешь?

— Хорошо, скажу все прямо. «Тебя правда волнует, что думает этот человек» на самом деле означает: «Ты все еще влюблена в своего мужа?»

Ого.

— Мы не будем сейчас об этом говорить.

— Нет, будем.

— Я опаздываю на работу.

— Они подождут.

— Луис приехал.

— Луису уже однажды доводилось нас ждать. Я хочу получить ответ.

Я попалась. Все эти утренние встречи, когда я проверяла, хорошо ли моя задница смотрится в тренировочных штанах, все эти фантазии о том, как он опирается на локоть в постели рядом со мной, прогулки вдвоем, все его взгляды. То, как он сжал мне руку на ступенях Центрального парка. Вчерашний танец. То, как он умел найти подход к Дилану. Обращение Питера с моим мальчиком больше прочего заставило меня влюбиться в него. А теперь он просил меня признаться в своих чувствах. Ну вот.

— Я не влюблена в своего мужа. Но я за ним, между прочим, замужем.

— И надолго?

— Ты с ума сошел! Нельзя задавать сногсшибательные вопросы такого масштаба, стоя у школьного подъезда. Здесь люди кругом!

О господи. Как он может…

— Ну, давай пойдем в более уединенное место. Я готов. За этим я сегодня и пришел.

— Нет.

Питер что, просто хотел меня куда-то затащить, чтобы оказаться наедине? Понятное дело, первое, о чем я подумала, это что я уже давненько не делала депиляцию.