Книга Пугалки для барышень. Не для хороших девочек, страница 32 – Даниэлла Вуд

Фраза эхом отдалась в моей памяти и вызвала сигнал тревоги. «Я уволюсь через полгода», — вспомнилось мне любимое выражение Лорны.

Неужели это я только что об этом подумала? Я бросила взгляд на кресло первого заместителя, и сердце у меня дрогнуло: пусто! Там никого не было!

— Где Лорна? — спросила я, перекрывая гул голосов, стоявший над столом заместителей.

Неужели ее неразменные шесть месяцев наконец истекли? Ночные замреды уже опрокинули по паре стаканчиков и в своих красных с белым рождественских колпаках напоминали свору старых злобных гномов.

— Не паникуй, она просто взяла отпуск на две недели, — сказал один из них, откидываясь на спинку стула и почесывая яйца. — О, черт! Я ведь обещал поливать Оскара.

Оскар, заменявший в офисе рождественскую елку, был снизу доверху увешан красной и золотой мишурой. На одной из верхних веток покачивался сусальный ангелочек.

— Я обещал, что не подведу тебя, Лорна, беби! — воскликнул замред, направляя пахучую струю желтой мочи на грубую кору у основания ствола Оскара.

— Что-нибудь случилось? — бодрым голосом спросила я у дежурного полицейского час спустя.

— Ничего, — устало ответил он.

— Что-нибудь случилось? — спросила я дежурного пожарного.

— Ничего, — твердо сказал он.

— Что-нибудь случилось? — спросила я дежурного в «скорой помощи».

— Ну, честное слово, что вам неймется? Сегодня ведь Рождество, — захныкал тот.

— Как ты, любимый? — спросила я у говорящего будильника.

— Точное время после третьего звукового сигнала: девятнадцать часов шесть минут двадцать секунд, — сообщил тот.

— У тебя какой-то грустный голос, — сказала я. — Все хорошо?

— Точное время после третьего звукового сигнала: девятнадцать часов шесть минут тридцать секунд, — ответил будильник, и я прекрасно понимала, что он чувствует в этот момент.

— Что-нибудь случилось? — спросила я дежурного полицейского участка еще час спустя.

— Ни хрена, — ответил он еще более устало.

— Но сегодня же Рождество. Обязательно должно что-то случиться. Что угодно.

— Ну…

— Да?

— Это пока только слухи. Я сам почти ничего не знаю.

— Хм-м?

— Мы только что выслали аквалангистов в порт. Какой-то бедняга всплыл у доков.

Мы не пишем о самоубийствах, потому что внимание к ним якобы поощряет самоубийц. Но если произошло что-нибудь более приемлемое: несчастный случай, раскрыта какая-то тайна или убийство, то статья почти готова.

— Вы меня спасли, — сказала я, когда он дал мне точный адрес.

Я приехала на место происшествия на машине с номерными знаками газеты, но оставила ее в нескольких кварталах от набережной. Выйдя из машины, я спрятала блокнот и ручку, засунув их за пояс юбки, под жакет. Я была достаточно опытна, чтобы понимать, что любознательность простых прохожих вызывает куда меньше недоброжелательности, чем профессиональное любопытство, в котором я специализировалась.

Зайдя в доки, я спустила воображение с поводка. Как будет выглядеть этот труп? Он будет раздутый и посиневший. Может быть, руки и ноги истерзали крабы, а глаза высосали угри? А вдруг это какой-нибудь мой знакомый? Вдруг я узнаю его лицо? Я придумала несколько восхитительно мрачных сценариев, но была вынуждена прервать свое развлечение, когда увидела, что аквалангисты уже закончили работу. Один из них, с мокрого костюма которого все еще капала на цементную дорожку вода, закрывал молнию на мешке с трупом, а другой стоял спиной к служебной машине, растирая полотенцем голый торс. С парковки выезжала машина скорой помощи, готовая забрать тело.

Я обошла машину водолазов, заметив на ходу, что на пассажирском сиденье рядом с рулоном яркой рождественской оберточной бумаги лежит сумка игрушек, все еще в упаковках. Я представила себе завтрашнюю утреннюю сцену в доме у водолаза: детки в пижамах, торопливо дожевывая зерновые хлопья на завтрак, с радостным писком срывают с подарков аляповато-пестрые обертки.

— Привет, — сказала я, протягивая руку аквалангисту, застегивающему теплую на вид рубашку.

— Привет.

— Рози Литтл. Я репортер, — извиняющимся тоном представилась я.

— Ну, все в порядке, мисс Литтл. Мы его ждали. Он утопился пару дней назад. Так что вам беспокоиться не о чем.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Спасибо, — сказала я. — И с Рождеством.

— Работаешь допоздна? — неожиданно продолжил он разговор.

— До полуночи, — с опаской ответила я.

— А потом?

Он обернул полотенце вокруг талии и стянул костюм аквалангиста, пока я изо всех сил старалась на него не смотреть.

— Ну, наверно, все зависит оттого, в какой я истории.

— Разве ты не знаешь?

— Нет, уже не знаю.

— Ну, надеюсь, что это не рассказ про тыкву.

— Нет, нет. Точно не он.

— Значит, у тебя найдется время выпить со мной по стаканчику в честь Рождества? — спросил он, натягивая джинсы и кивая в сторону ближайшего паба: за столиками на веранде сидело несколько веселых компаний.

Он представился как Падди и купил две кружки пива. Попивая его, мы разговаривали о дайвинге, о подводном плавании для удовольствия, а не за трупами. Я растроганно смотрела на крохотные кристаллы соли, образовавшиеся на его темных ресницах и бровях.

— Знаешь, — сказала я, — у меня сложилось впечатление, что тебе есть к кому возвращаться домой.

— Да ну?

— На переднем сиденье твоей машины была кукла Барби и крикетный набор.

— Вот как?

— Понимаешь, я профессиональный наблюдатель.

— И что, опытный наблюдатель Рози Литтл, тебе не пришло в голову, что у меня могут быть племянники и племянницы?

— Дядя, который не перепоручает покупку подарков кому-нибудь другому? Что случилось с твоей мамой?

— Она умерла.

— О боже… Мне очень жаль.

— Забудь. Нет, правда, забудь. Давай выпьем еще, и расскажи мне о себе… Ты всегда ходишь на работу в таких чудных красных ботинках?

— Я бы с радостью рассказала, но мне надо обратно на работу, — ответила я так, чтобы ему было совершенно ясно, что возвращаться на работу мне вовсе не хочется.

— Может быть, как-нибудь еще увидимся? — предложил он, и я ответила неким гибридом робкой улыбки и радостной ухмылки.

Он протянул мне карточку с именем и фамилией. К моей улыбке примешалось сожаление: уголки рта поползли вниз, а не вверх.

— Жалко, — прошептала я, скорее себе, чем ему, потому что он уже успел мне понравиться.