Книга Любовники, страница 11 – Юлия Добровольская

На лице преподавателя мелькнула растерянность, он смотрел на Дину и ждал продолжения.

— Только не думайте, что со мной будет как со всеми остальными. Вы же не просто меня пригласили, чтоб в кино сводить и ужином накормить?

— Не просто, — серьезно ответил Константин Константинович.

— Так вот — не получится.

— Не получится что?

— Не получится ничего.

— Ну, хоть поужинать-то получится? — Он улыбнулся. — Я с голоду умираю.

Дина, расслабившись от его легкого перехода с серьезного тона на шутливый, сказала:

— Поужинать получится.

— Тогда приступим? Приятного аппетита.

— Приятного аппетита.

Оба принялись за принесенные салаты. Константин Константинович спохватился:

— Мм! Шампанское! Где наше шампанское? — и подозвал официанта.

Официант, извинившись, тут же принес бутылку в ведерке со льдом, открыл ее профессиональным движением — лишь короткий шипящий щелчок и легкий дымок из-под пробки, — наполнил фужеры и еще раз пожелал приятного аппетита.

Константин Константинович поднял свой фужер:

— За вас, Дина… Александровна. За успешное окончание четвертого курса.

— Спасибо, Константин Константинович. — Дина пригубила игристого вина и поставила фужер на стол.

Константин Константинович с аппетитом продолжил уничтожать салат и очень скоро справился с ним, подобрав все до крошки. Дина ела немного лениво, словно вовсе не была голодна.

— А вы не курите? — спросил Константин Константинович, взяв сигарету.

— Иногда, — ответила Дина.

Он протянул ей пачку «Столичных»:

— Прошу.

Ничего не ответив, Дина вынула из сумочки плоскую коричневую пачку импортных дамских сигарет, достала одну и поднесла ко рту.

Константин Константинович, выразив движением брови восхищение, протянул ей зажженную спичку.

Дина курила, почти не затягиваясь, выпуская дым эффектной тонкой струйкой вверх.

Заиграла музыка — это на сцену вернулись после перерыва музыканты. Все они были молодыми, чуть более длинноволосыми, чем позволялось комсомольской молодежи неписаными правилами — а другой молодежи в стране почти и не было, — но им, музыкантам, вероятно, так же негласно разрешались подобные вольности из соображений создания сценического образа. У двоих были «английские усы», которые англичане называли «украинскими», на носу одного из усатых сидели моднющие дымчатые очки в оправе «дипломат», а один из безусых был в обтягивающих белых — совершенно белых! — штанах. Джинсы только входили в моду и были редкостью, доступной разве что золотой молодежи, неизвестно где бравшей деньги на заморскую одежду и дорогие рестораны. А уж белоснежные джинсы и вовсе считались экзотикой…

— А мы не договорили с вами, — напомнил Константин Константинович, когда Дина отвела взгляд от сцены и принялась гасить сигарету в пепельнице.

Она вопросительно посмотрела на своего собеседника.

— Вы уже все высказали касательно удивления моей персоной? — улыбнулся он.

— Все, — кивнула Дина.

— Тогда подведу итог. Я — дурак…

— Перестаньте… я же не это хотела… — Дина попыталась перебить Константина Константиновича.

— Стоп-стоп-стоп! — замахал он рукой. — Я дурак, но, к счастью, не конченый… Я — бабник. И похоже, к несчастью, конченый. Но при этом у меня наблюдаются зачатки интеллекта и некоторый юмор. Именно это и ввергло вас в удивление. — Он посмотрел на Дину с улыбкой.

Дина опустила глаза в свою тарелку и рассматривала зеленую горошину, наколотую на вилку: когда и зачем она это сделала?..

— Что вы молчите? Ведь именно это вы мне и сказали.

Она посмотрела на Константина Константиновича и твердо произнесла:

— Хорошо. Именно это.

— Ну вот. — Он засмеялся. — Значит, я в ваших глазах слегка подрос?

— Предположим.

— Отлично! Тогда с этой минуты я все силы прилагаю к тому, чтобы если уж не заработать новых очков, то хоть полученных не упустить. — Он взял фужер. — Мм?

Дина молча подняла свой.

— Ну что… — сказал преподаватель. — Теперь моя очередь высказывать удивление вами. Вы позволите?

— Пожалуйста, — позволила Дина.

— Откровенно?

— Насколько это возможно для вас.

Константин Константинович усмехнулся этим Дининым словам и продолжил:

— Ну, то, что вы умница, я понял за те три года, что преподаю в вашей группе. То, что вы красавица, я заподозрил сегодня на экзамене…

— Вот тут вы лукавите… — попыталась перебить его Дина.

Константин Константинович, возражая, мотнул головой:

— …и продолжаю убеждаться с каждой минутой. — Его голос слегка изменился, в нем завибрировало волнение.

— Не надо, — воспользовалась короткой паузой Дина. — До Риммы Яковлевой и прочих красоток мне очень далеко.

Справившись с собой, Константин Константинович продолжал:

— Вы очень правильно подметили: «красоток». Красотка и красивая женщина — понятия совершенно разные. Вы не знали?

Дина снова принялась разглядывать свои налакированные ногти, пытаясь в свою очередь справиться с волнением.

— Так вот, в разряд красоток… в моей классификации, во всяком случае, вы не попадали. Я видел в вас зубрилу, синий чулок и будущую карьеристку.

Дина заинтересованно подняла глаза на говорящего.

— Сегодня, как вы могли заметить, я разглядел, что у вас очень красивые ноги. — Он улыбнулся. — Но то, как вы меня приструнили, заставило меня вглядеться в вас чуть внимательней. — Теперь волнение Константина Константиновича выразилось во влажном блеске глаз. Он прикурил сигарету. — И вот… — с силой выдохнул он дым вверх, — не перестаю удивляться.

— И что же вас удивляет?

— Ваша неординарная жизненная позиция. Впервые слышу, что с прямотой и естественностью легче жить, чем хитря… лукавя… Или кокетничая.

— Что ж тут мудреного?

— Ну как?.. Человеку всегда что-то нужно от других. Вот и приходится ему подстраиваться… подыгрывать… порой ломать себя… в лучшем случае — сгибать.

— Не всем людям что-то нужно от других, — с присущей ей уверенностью сказала Дина.

— Вы считаете? Вам ничего ни от кого не нужно?

— Мне нет.

— Ммм… — задумался Константин Константинович. — Ну, конкретно вам, в вашем нынешнем возрасте и статусе, возможно, нужно меньше, чем скоро будет просто необходимо.

— Что вы имеете в виду? — с недоверием спросила она.