Онлайн книга «Люби себя, как я тебя»
Нет, напротив, с ним Лера исполнялась сил и нового интереса к жизни. На подъезде к Паланге, когда дорога вышла к морю, Гарри остановил машину. — Я всегда волнуюсь, подъезжая к дому. Притом что я не могу назвать себя сентиментальным… — Он замолчал, но Лера поняла, что он хочет сказать что-то еще, что-то важное. — Можно я закурю? Она всего несколько раз видела его с сигаретой. — Конечно. Гарри затянулся. Он смотрел прямо перед собой, на полосатое серо-сине-бежевое море. — Каждый раз у меня возникает чувство, что то мое детство… реальное, которое было у меня, оно не мое… Я не знаю, как это объяснить… Что это нечто вроде фильма, виденного мной давным-давно… А мое — это мама и папа, которые любили и лелеяли меня… Что они выйдут навстречу, будут наперебой обнимать, целовать… — Лера услышала в голосе Гарри сдавленные слезы. Он откашлялся. — И что я буду жить в своей комнате, где все осталось так, как было в детстве… А у меня не было такой комнаты в родительском доме. У родителей было по спальне, а я спал и делал уроки внизу, в проходной гостиной… когда не жил у бабушки… Потом они переехали в бабушкин дом и мою комнату в нем ликвидировали… Лера закрыла лицо и заплакала. Гарри даже испугался. — Что с вами? Лера… Лера… Он отстегнул ремни и положил ее голову к себе на плечо. Он гладил ее по волосам и спине и приговаривал: — Ну не надо… Простите… Я не хотел вас расстроить… Но от его нежности, от его тихого голоса и теплых больших рук она совсем разошлась. Она рыдала и не могла остановиться, как когда-то в Катькиной комнате. В последний раз ее обнимали вот такие же крепкие руки, когда ей было двадцать лет. Это папа поздравлял ее с днем рождения. А потом его арестовали и осудили, и больше никогда не довелось ей испытать подобного сладостного чувства нежности и защищенности. И любви. Ну как родители могут не любить своих детей?.. Этого не может быть! Не может быть!.. Любите, сказал Гарри… Гарик, любите — это единственное, что имеет смысл. Бедный, бедный Гарик. Бедный его отец — этот большой и сильный мужчина, достигший таких вершин… но не знавший ласки матери… нежности женщины — любящей женщины… отдающей, а не требующей… Когда Лера успокоилась и привела себя в порядок, она спросила: — А вы не пробовали первым сделать шаг навстречу? Гарри задумался. Они брели по песку, оставив машину на дороге. — Не пробовал… А как вы себе это представляете? — Ну, я не знаю… Как происходит ваша встреча? — Мы с отцом пожимаем руки, с матерью приветствуем друг друга словами… — А вы подойдите и обнимите маму, поцелуйте ее… и папу… — Да это невозможно! — Он усмехнулся. — Не станете же вы обнимать фонарный столб!.. — Неправда! Они — не фонарный столб! Они — люди! У них есть душа! Ее не может не быть! Как бы глубоко она ни была спрятана! И любовь к вам в них есть!.. — Лера опомнилась и сбавила тон. — Ну попробуйте… Гарри остановился. — Меня от одной мысли об этом парализует. — Вам что — страшно? противно? стыдно? Вас что, поразит током?.. — Лера опять разгорячилась. — Да у меня руки не поднимутся! Я деревенею… — Стоп! — Она остановилась напротив Гарри. — Я — ваша мама. Гарри посмотрел на нее удивленно, понял и улыбнулся. Лера сказала: — Лаба дена, сынок. — Гарри научил ее нескольким словам и фразам. Она протянула к нему руки. Гарри засмеялся. — Ну? — сказала Лера. — Ах да, — спохватилась она и опустила руки, продолжая смотреть на него выжидающе. — Лаба дена, мамите, — сказал Гарри и двинулся к Лере. Он не без усилия обнял ее. Его руки и впрямь были деревянными — совсем не такими, как несколько минут назад в машине. — Плохо, сынок. Ты, видно, меня совсем не любишь… свою мамите. Гарри сжал объятия — совершенно механически. — Попробуем по-другому, — сказала Лера, высвободившись и встав в исходную позицию. — Лаба дена, сынок. — Она обвила шею Гарри и поцеловала в обе щеки. Он обнял ее в ответ — живыми и нежными руками. Лера снова высвободилась. — Четыре с плюсом, — сказала она. Гарри рассмеялся. Он схватил Леру в охапку и крепко прижал к себе. Лера запищала, а он кружил ее и приговаривал: — Мамите мано… Мамите моя… Он опустил ее на песок. Оба были в смятении и не смотрели друг на друга. Совладав с собой, Лера сказала: — Если вы сможете повторить, это будет выше всех ваших диссертаций. Остаток пути они ехали молча. Лера только спросила: — Они знают о вашем приезде? Гарри кивнул. — А… — Нет, об этом нет. По тому, как напряглись руки, державшие руль, Лера поняла, что они близки к цели. Машина остановилась около живой изгороди, в проеме которой виднелась мощеная прямая тропинка, ведущая к большому кирпичному дому. Гарри пошел первым, Лера за ним. Вероятно, их заметили в окно. Из дому вышли два старых человека. Сухощавые, аккуратно одетые, строгого вида мужчина и женщина. Они остановились у порога. Лица были спокойными и бесстрастными. Гарри замер в нескольких шагах. Потом решительно подошел к матери и прижал ее к себе, поцеловал. Потом обнял и поцеловал отца. Те не шелохнулись, а на их лицах сквозь маску суровости проступило недоумение. Только приветствия слетели с губ. Гарри представил Леру: — Лера. Мой лучший друг. — Потом сказал несколько фраз по-литовски и продолжил, обращаясь к Лере: — Мама — тетя Констанция, папа — дядя Миндаугас. Они разгрузили машину, Гарри поставил ее в гараж, рядом с новой бордовой «семеркой». Было около пяти вечера. Мать стала собирать на стол. Лера предложила свою помощь. Гарри указал Лере на сумку с привезенной провизией и велел ее выпотрошить, а сам отправился с отцом на задний двор, как он пояснил после недолгого монолога матери — за свежей зеленью и клубникой. Мать была молчалива. По-русски она говорила медленно, но довольно чисто. Лера решила быть самой собой и не подстраиваться под царящее в доме настроение. Она живо общалась с родителями Гарри, спрашивала о том, что ее интересовало, рассказывала о том, что приходило в голову по ходу разговора. За обедом она ловила на себе нежный и благодарный взгляд Гарри и улыбалась ему и остальным. В ее душе был мир. Она уже любила этих суровых стариков, как своих родных. |