Онлайн книга «Люби себя, как я тебя»
Вероятно, и беспричинный смех, и непонятные реакции — результат каких-то физико-химических процессов в организме, вызванных небывалой жарой… Это предположение несколько успокоило. Она оторвалась от колонны, развернулась на каблуках и направилась к лестнице. Сделав несколько шагов и едва не наступив на чьи-то светлые замшевые мокасины, остановилась, подняла голову и оказалась лицом к лицу с высоким, худощавым, очень загорелым мужчиной. Он стоял слегка ссутулившись, одна рука в заднем кармане узких вельветовых джинсов, другая придерживает перекинутый через плечо такой же пиджак. Похоже, он здесь не одну минуту и тоже небось насочинял кучу всякой белиберды про огненный кисель и серебряных птиц… — Простите… — сказала она и прикусила губу в попытке сохранить на лице подобающее женщине ее лет благопристойное выражение. — Понимаю, — улыбнулся мужчина. У него был низкий глубокий голос. — Простите… жара… — Она все еще не вполне справилась с собой и потирала пальцем то лоб, то переносицу. Он улыбнулся одними глазами. Она продолжала стоять перед незнакомцем, словно прикидывая, с какой стороны его лучше обойти. — Похоже, мы ждем с вами один и тот же рейс, — сказал он. — И похоже, не дождемся. — Вы очень огорчены? — Я?.. Да, — сказала она, прислушалась к себе и, не обнаружив и тени огорчения, засмеялась. — Неужели не заметно? — Еще как заметно, — улыбнулся мужчина. — Вас не утешит стаканчик чего-нибудь холодного? — Можно попробовать. Только… — Она повернулась и посмотрела на часы. — Не опоздать бы на следующий экспресс. — Положитесь на меня. И она, не задумываясь, положилась. Они направились к стойке бара. — Шампанское? — спросил он. — Боюсь, для шампанского я слишком голодна. — А как насчет обеда? — Не люблю вокзальные рестораны. — А невокзальные? — М-м-м… — задумалась она. — Давайте выпьем фанты и обсудим варианты… Ой, простите, не хотела… само выскочило… — Она снова стала потирать виски в борьбе с лицевыми судорогами, которые начинали уже озадачивать. Незнакомец посмотрел на нее понимающе. Они сидели друг против друга и потягивали пузырящийся ярко-желтый напиток. Его ставшая совсем темной в сумраке бара рука играла высоким стаканом в испарине, размазывая по пластику стола влажное пятно. Красивая мужская рука: костистое запястье, покрытое выгоревшей растительностью, набухшие вены, большая ладонь, крупные длинные пальцы. Надежная рука… И наверняка нежная. От этой мысли внутри словно покачнулось — да так, что боль, возникшая одновременно с догадкой, осталась почти незамеченной. — Так что насчет обеда?.. Ей нравился его голос. И манера после каждой фразы поджимать губы, словно он боялся произнести что-то лишнее или незначительное. — Я не слишком назойлив? — Нет, не слишком… — сказала она, но, осознав двусмысленность своего ответа, прикрыла лицо и безнадежно замотала головой. — Это поощрение к дальнейшим домогательствам? — улыбнулся он. — Тогда приглашаю вас пообедать. В невокзальный ресторан. — Дайте мне немного времени на раздумья. — Она глянула на него, словно ища пощады. — Ну что ж, прекрасно. — И он отпил из стакана, чуть дольше задержав взгляд на ее лице. Он заметил, как дрогнули ее веки. Он мог предположить все, что угодно. А она подумала, что так не бывает. Она опустила взгляд, скользнув по гладко выбритому подбородку, шее… Распахнутый ворот легкой рубашки, глубокая впадина между ключиц. Темная кожа цвета крепкого кофе со сливками… — и с сахаром, добавила бы она — покрыта густо, как и запястья, золотистой шерстью. Зрелище бередило, вызывая непонятные ощущения: нечто среднее между удивлением и испугом, растерянностью и виной. Ощущения, меньше всего похожие на волнение, возникающее в душе женщины при взгляде на мужчину, всеми своими качествами отвечающего тому единственному образу-эталону, который запечатлен по воле Творца на тайных страницах каждой души — в глубинах подсознания, сказал бы понимающий в таких делах. Ощущения и вправду были странными. Даже если не говорить о том, что мир для нее уже давно перестал делиться на мужчин и женщин. Для нее мир уже давно просто перестал. Перестал быть. Перестал быть замечаемым. Вот только жара… Конечно, он тоже разглядывает ее. Пусть. Да, не красавица. Разве что волосы — густые и рыжие, до сих пор ни разу не крашенные, да фигура — все еще стройная, спортивная… В свое время интуиция формирующейся женщины подсказала, что красота формы — вещь весьма относительная и, не будучи наполнена содержанием, ничем не примечательней пустоты. Жизненный опыт перевел эту мысль в разряд непреложных истин. Она выбирала содержание. Да, немолода. Хотя… что такое — молода, не молода? Вчера ей было сто двадцать восемь… Стоп! Это было еще полчаса назад. А сейчас… сейчас ей не больше двадцати пяти. Что же это все-таки происходит?.. Как бы то ни было, хороший вкус и чувство стиля — категории вневозрастные, и в свои тридцать девять она в полном порядке — от ногтей и до духов. Ее визави тоже не лыком шит. В смысле вкуса и стиля. Возможно, эта заслуга принадлежит не ему: ведь мужчина — лицо его женщины. В таком случае его женщине — пять. Можно даже пять с плюсом: так тонко подобрать цвет костюма и рубашки к цвету волос и кожи… и даже глаз!.. Вероятность наличия женщины в жизни данного конкретного мужчины легкой тенью скользнула по ее душе, и та дрогнула. Тень… Душа… Для наличия тени необходим свет. Чтобы дрогнула душа, она должна быть… Непонятное состояние никак не удавалось ухватить — оно вспархивало, словно бабочка из-под пальцев, вот-вот готовых сомкнуться на чутких крыльях. Улучи она минутку для раздумий — можно было бы разобраться: и откуда этот беспричинный смех, и почему она, против своего обыкновения, так легко вступила в отношения с незнакомым мужчиной, почему так жадно ловит его скупые слова — только бы услышать этот голос, вглядывается в глаза с легким прищуром, словно укрывающим то, чего не должны видеть другие… Нет, у нее не хватит терпения дождаться, когда эта мимолетность потеряет, наконец, бдительность. — Я отлучусь, — сказала она, оставив недопитый стакан. В большом зеркале она увидела отражение и не сразу поняла, что это она. |