Книга Забытый плен, или Роман с тенью, страница 14 – Татьяна Лунина

– Мне рекомендовал вас Иван Кузьмич, водитель. Знаете такого? – Парень молча кивнул. – Он характеризовал вас как человека энергичного, делового, знакомого со многими в Майске, и уверял, что вы способны раздобыть любую информацию.

– Кузьмич гипертрофирует факты, – усмехнулся малый. – Он вообще увлекающийся мужик.

– Меня интересует дизайнерская фирма Аполлинарии Нежиной. Вам ничего не говорит это имя?

– Пока нет.

– Через пять часов я должен быть в аэропорту, успеете что-нибудь разузнать?

– Попробую, – зевнул Васька. – Где вас найти через час?

– Здесь.

– Договорились.

– Об оплате не беспокойтесь, деньги получите в любом случае. Удачи!

Василий вернулся через пятьдесят пять минут, и по его невозмутимому виду невозможно было понять, успел ли он что-то разнюхать. Лебедев мысленно распрощался с сотней долларов за утраченную надежду найти хоть какие концы.

– Информации кот наплакал, но кое-что есть.

– Слушаю.

– Фирма «Ариадна» по дизайну и отделке помещений зарегистрирована в Москве, юридический адрес: Осенний бульвар, дом семь. Учредитель – Кулешов Олег Валентинович, архитектор из Санкт-Петербурга. В штате двое, включая уборщицу. За четырнадцать месяцев фирма заключила два договора: на отделку коттеджа в поселке Яблоневый, это в трех километрах от Майска, и косметического салона по улице Гагарина. Заказчики остались довольны.

– Не густо.

– Нежина Аполлинария Евгеньевна числилась в «Ариадне» ведущим специалистом.

– Почему в прошедшем времени?

– Фирма ликвидирована месяц назад.

– Адрес Кулешова есть? – Про «специалиста» Андрей Ильич спрашивать не стал, уверенный, что той и след простыл.

– Архитектор продал питерскую квартиру в Кривоколенном переулке и уехал на ПМЖ за рубеж, вроде бы к сыну.

– Нельзя ли точнее?

– У меня был всего час, – сонно моргнула моль.

Лебедев поднялся со стула и подошел к окну. За дешевой нейлоновой занавеской здравствовали согретые коротким летним теплом северяне. Деловито ковыляла через дорогу старушка с пакетом молока в допотопной авоське; из магазина напротив выпорхнула разряженная девица, села в «Тойоту» и укатила; у бровки тротуара беседовала пара толстух, одну из них, ту, что в брюках, уныло дергала за руку девчушка лет пяти; на перекрестке голосовал парень, пытаясь поймать машину, – каждый жил своими заботами, и никому не было дела до проблем залетного москвича. Андрей Ильич достал из кармана бумажник, послав к черту чужую заоконную жизнь.

– Вы, конечно, узнали немало. Жаль, что этими знаниями воспользоваться нельзя. Вот, – протянул зеленую бумажку, – возьмите. Поработали добросовестно, молодец. А мне, пожалуй, пора собираться.

Малый небрежно сунул в карман стодолларовую купюру.

– Все, что я сейчас рассказал, интересным назвать нельзя, хотя и стоит денег, – лениво выполз из кресла. – А дельце рисуется довольно забавным, – и направился к двери.

– Что вы имеете в виду?

Василий тормознул, развернулся на сто восемьдесят градусов и, глядя в упор, заявил:

– История с душком.

– Почему?

– У Нежиной был дед.

– Знаю.

– Он погиб при пожаре.

– И это не новость.

– Я успел навести кое-какие справки, подозреваю, что сгорел другой.

– Сядьте и объясните толком.

– А вы успеете собраться?

– Проблема не ваша.

– Хорошо, – согласно кивнул белобрысый и плюхнулся в кресло. – У меня есть знакомый мент. Поддавали пару раз вместе, потом я как-то его угостил, он и проникся. Наша милиция любит халяву, верно? Так вот, три дня назад мы с ним случайно столкнулись на улице. Я пригласил попить пивка, дескать, жарко, давай охладимся. Он отказался. Что так, спрашиваю, неужто сухой закон воскресили? А этот придурок выдал: четырехпалого ловим, всех на уши, гад, поставил! Небось, говорит, жрет сейчас водку, а у меня с утра ни маковой росинки во рту. Даже по кружке пива не выпить с хорошим человеком, то есть со мной, – пояснил Васька.

– И что с того?

– Здесь можно курить?

– Курите.

Докладчик вытащил из нагрудного кармана красную пачку «Честерфилд», указательным пальцем привычно выбил сигарету, небрежно щелкнул зажигалкой, не спеша затянулся и благодарно кивнул, принимая протянутую Лебедевым пепельницу.

– Я знал четырехпалого с детства, росли в одном дворе. Отчим его как-то по пьяни колол дрова, а рядом крутился пятилетний Сашка. Не помню уже, как было дело, но вместо полена топор рубанул по ноге пацаненка. С тех пор и приклеилась к нему эта кликуха. – Лебедев выразительно посмотрел на часы. – В общем, сдается мне, что в дедовой бане сгорел наш Санек.

– Закручено лихо, – усмехнулся Андрей Ильич, – не хуже, чем в любом детективе. Но вам не кажется, что вы хотите скрестить ужа с ежом?

– Не кажется, – уверенно заявил Василий. Его по-стариковски выцветшие глаза неожиданно потемнели, у рта обозначилась пара не заметных прежде морщин, сонливость и апатию как ветром сдуло. На Лебедева жестко смотрел другой человек. – Жизнь любит выкрутасы, Андрей Ильич, и не мне вам говорить, что чем страннее мысль, тем она ближе к истине. – Он раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. – Сашка звонил мне накануне пожара. Не могу сказать, что мы были друзьями, но общее детство связывает людей покрепче каната, согласны? После школы наши дорожки разошлись, Санек связался со шпаной, я поступил в институт. Иногда случайно встречались, Майск – не столица, потеряться трудно. Бывало, он меня выручал, а бывало так, что и я. Когда Санька получил первый срок, я отпаивал валерьянкой его мать прямо в зале суда. Короче, не дружили, но друг о друге помнили. А вечером, как раз перед этим странным пожаром, он позвонил и сказал, что надо бы потолковать, посоветоваться. Объяснять ничего не стал, просто предложил встретиться на нашей поляне. Есть тут в лесу одно место, пацанами часто там тусовались. Картошку пекли, в карты резались, поддавали, короче, во взрослых играли. Так вот, прождал я почти три часа, он так и не явился. А Сашка при всех его загибонах мужик пунктуальный и обязательный: раз сказал, что будет, – в лепешку расшибется, а объявится минута в минуту. Помню, заявил однажды на полном серьезе, что нарушить его слово может только собственная смерть. Саню иногда тянуло на выспренности.

– Все это очень интересно, – заметил Андрей Ильич, едва сдерживая раздражение, – только при чем здесь бедный старик? Сомневаюсь, что Егор Дмитриевич был знаком с вашим другом детства.

– Поляна, где мы должны были встретиться, находится на опушке леса, в нескольких метрах от сгоревшего дома. Я проторчал там до трех ночи. А в три ноль две, когда злой как черт садился в машину, и загорелось. Сначала банька, после и сам дом. Полыхало, доложу вам, не слабо, как будто подпалили сухое сено. – Василий замолчал, любуясь носами своих бежевых туфель, он явно питал к обуви слабость.