Книга Забытый плен, или Роман с тенью, страница 24 – Татьяна Лунина

– Извините за опоздание, Андрей Ильич, – плюхнулся Василий за столик, – я...

– А я, – перебил Лебедев, – не намерен больше терпеть твои опоздания! Ты украл у меня целых двадцать минут, назвать тебе цену одной?

Сибиряк поскучнел, прикрыл глаза веками, нехотя выдавил:

– Я уходил от слежки, – потом прищурился так, что даже не стали видны зрачки, и добавил, с ленцой растягивая слова: – Нас с Аркадием кто-то пасет, второй день.

– Уверен? – Василий равнодушно пожал плечами и принялся изучать входную дверь. Андрей Ильич понял, что несправедливо обидел старательного сыскаря, с самолюбивым Васькой подобный тон никуда не годился. – Может, по шашлыку? – миролюбиво предложил Лебедев, подавляя брезгливость к замызганному столу и подозрительного вида мясу, нанизанному на закопченные шампуры. – Я, если честно, не прочь бы поесть. – Вспыльчивый босс предлагал мировую, идти на нее или нет – предстояло решать обиженному. Андрей Ильич в его согласии был уверен: гордый Вася считал, что эмоции должны висеть на хвосте у дела. Поколебавшись, гордец молча вздохнул. – Вот и отлично! – одобрил Андрей Ильич, подзывая официанта.

За шашлыком, оказавшимся неожиданно вкусным, Голкин подробно изложил события последних двух дней.

– Я, Андрей Ильич, затылком вижу, это у меня еще с детства. Отвлекаться на примеры не буду, но уверяю вас: это правда. А этих даже я не сразу приметил, – честно признался сыщик, намазывая кетчупом сочный кусок, – опытные, сволочи, умеют вести.

– Сколько их?

– Двое, один провожает, другой встречает и у дома пасет. Андрей Ильич, – Голкин вытер салфеткой губы и решительно заявил: – дайте парочку надежных ребят. Не нравится мне это! – Такой горячности от сдержанного северянина ожидать было трудно. Похоже, Василий не на шутку встревожен. – Неспроста эта ходьба по пятам, затевается какая-то пакость, я чувствую.

– Не преувеличиваешь? – для проформы спросил Андрей Ильич, заразившись чужой тревогой.

Василий укоризненно посмотрел на недоверчивого шефа, вздохнул, помолчал, размышляя с нахмуренным лбом, вяло похлопал ресницами и предложил:

– Хотите, расскажу, чем может все обернуться?

– Валяй.

И Голкин вывалил свой вариант развития событий. В умении мыслить и логике ему было не отказать. Андрей Ильич понял, что беспечности тут не место.

– Хорошо, – кивнул он, когда Голкин закончил, – я попробую что-нибудь сделать. Будем надеяться, до утра ничего не изменится, а утром пришлю ребят. И надо вам оттуда перебираться в другое место, чем скорее, тем лучше.

Василий согласно вздохнул.

Начальнику службы безопасности Андрей Ильич позвонил из машины.

– Семенов, нужна пара надежных крепких ребят, умеющих держать язык за зубами. Срочно и позарез, у тебя есть такие?

– Как срочно, Андрей Ильич?

– Вчера.

– Понял, свяжусь через пять минут.

Он позвонил через пять с половиной. Лебедев ни на секунду не спускал с циферблата глаз, стараясь не поддаваться дурному предчувствию.

– Андрей Ильич, нашел самых лучших.

– Отлично! Они нужны мне сию минуту, пусть выезжают.

– Извините, Андрей Ильич, – остановил виноватый голос. – Сейчас это невозможно.

– Почему?

– У Мальцева мать умерла в Твери, сегодня хоронили.

– Ну и что?

– Ребята после поминок, сами понимаете. А к утру оба оклемаются, на зорьке выедут и часиков в восемь будут на месте.

– Что ты мелешь, Семенов?! Какая, к черту, зорька зимой? Сейчас начинает светлеть только после семи.

– Так и я о том же, Андрей Ильич, к восьми ребята подъедут.

– У тебя что, на этих могильщиках свет клином сошелся? – буркнул Лебедев, остывая. Зная своего помощника, шеф был уверен, что тот действительно отыскал самых лучших. Не семеновская вина, что у одного из них сложились форсмажорные обстоятельства.

– Адрес дадите сейчас или мне перезвонить?

– Не до перезвонов, записывай.

Выруливая на Кутузовский проспект, прагматичный атеист попросил у Бога не допустить до утра перемен.

В доме повсюду горел свет. Въезжая в ворота, Лебедев спросил у охранника:

– Татьяна Ивановна давно приехала?

– Четыре часа назад.

«Попытается устроить из-за ожидания скандал – выставлю за дверь, – пообещал себе измочаленный хозяин. – Хватит с меня сегодняшней нервотрепки вне дома». – Что у Татьяны свои неприятности, забылось как-то само собой.

Она нашлась в гостиной, перед телевизором, мурлыкающим шлягер восьмидесятых, подпевающим ему музыкальным центром, под сияющей всеми рожками люстрой, в глубоком кресле с бокалом вина и застывшим взглядом.

– Привет, рыжая! Как дела? – Хозяин подошел к загостившейся гостье и чмокнул в щеку.

– Господи, наконец-то ты появился, как я рада!

«Еще одно слово, подобное „наконец-то“, и я снова исчезну», – сдержал раздражение Лебедев.

– Поужинаем?

– Я тебя сейчас накормлю, сама не хочу, не голодна. А выпить – немножко выпью, не против?

– Заодно.

За ужином Татьяна вела себя превосходно: не портила аппетит, не жаловалась, не ныла, не куксилась, только улыбалась да подкладывала в тарелку, не забывая про бокалы.

– Все, Танюха, угомонись, больше не влезет. – Сытый Лебедев довольно откинулся на спинку кожаного диванчика – хозяину нравились посиделки на кухне больше, чем торжественные обеды в гостиной. Правда, вот уже много лет он не имел ни того, ни другого. – А теперь рассказывай толком, что случилось?

– Я думала, ты забыл.

– Только не сочиняй, как ты это пытаешься делать сейчас.

Она полезла в карман, достала аккуратно сложенный белый листок, молча протянула Лебедеву.

– Что это?

– Записка, которая была приколота ножом к футляру от очков.

– Твои бандиты явно насмотрелись дешевых боевиков.

Краткое послание предназначалось вовсе не запуганной до смертиТатьяне, а ему, Андрею Лебедеву. «Передай своему крутому хахалю, что его наполионовские планы скоро сдохнут. А если он не уймется, откинет копыта и сам». Внизу мелким шрифтом пристроился постскриптумом совет: «Линяла бы ты от него, пока цела. И не вздумай соваться к мусорам, не доживешь до утра». Хамская форма записки с нарочито блатным налетом явно давала понять, что шутить никто не намерен.

– И ты испугалась этой грязной писульки?

– Я испугалась не слов, а действий. Если бы ты видел погром, который учинили в моих магазинах, ты бы понял меня. – Она отхлебнула из бокала, поперхнулась и закашлялась.