Книга Когда забудешь, позвони, страница 34 – Татьяна Лунина

Она поднялась из кресла, плотно прижав левую руку к боку, и подошла к окну. За стеклом сопливился снегопад, хлюпал мокрыми хлопьями. Сквозь прозрачный нейлон отчетливо просматривался рыхлый снег, темневший проталинами, и оголенный, озябший с непривычки асфальт, истоптанный белыми овальными следами. Природа явно грипповала, и радоваться болезненному переходу к весне резона не было никакого. Василиса достала градусник: ртутный столбик резво перескочил красную отметку и застыл на цифре 38, 2 — проклятый грипп спутал все планы. Во-первых, пролетает в трубу премьера в «Современнике», куда ее тащит неугомонная Настенька. Во-вторых, завтра нужно сообщить Изотовой о своем решении, а для его принятия требуется четкое мышление. При нынешнем раскладе таковое отсутствует. В-третьих, она уже целую неделю не высовывает нос на улицу, и это говорит не только о наплевательском отношении к своему делу, но и о пустом холодильнике, скудные запасы которого иссякли полностью. Но выйти сейчас на холод — все равно что взойти на эшафот. А безголовому состоянию Василиса Поволоцкая все же предпочитает голову, пусть и больную.

Тишину нарушили истеричные телефонные трели, словно дрелью задрелили стены. Носитель инфекции проковыляла обратно к креслу.

— Алло.

— Привет, это я! — Легкая на помине Тина заряжала трубку энергией и оптимизмом. — Как дела?

— Нормально.

— А голос почему кислый?

— Приболела чуток.

— Грипп? — Эпидемия в Москве агонизировала, но ее предсмертные судороги кое-где давали о себе знать.

— Ага.

— Антибиотики принимала?

— Нет, — честно призналась больная.

— Некому в аптеку сходить? Ответом было молчание.

— Я приеду, — деловито заявила Изотова. — У тебя наверняка и холодильник пустой?

— Нет.

— Твое «нет» настолько глупо, что глупее этого — только попытка выяснить, к чему оно относится! — фыркнула Тинка, а трубка, подхватив эмоциональную эстафету, возмущенно принялась шпынять гудками ни в чем не повинное ухо.

Васса бросила пластмассовую хамку на рычаг и, не задумываясь о последствиях короткого диалога, улеглась на диван и укуталась пледом. «Меня нет дома!» — приказала ногам строгая голова и через пару минут провалилась в горячую тяжелую дрему.

Приказ, естественно, был не выполнен: через час с хвостом строптивицы потащились на длинные назойливые звонки. Интересоваться, кто звонит, нужды не было, и хозяйка молча открыла дверь.

— Почему не спрашиваешь кто? — строго вопросила обвешанная пакетами Изотова, вваливаясь в прихожую.

— Заразиться не боишься? — ухмыльнулась бациллоноситель.

— Зараза к заразе не пристанет! — весело просветила непрошеная гостья и прошлепала в кухню.

— Босиком не ходи, — вяло посоветовала Васса и направилась в комнату.

— Нет, — удержала за руку вошедшая, — посиди пока в ванной. И дверь плотно прикрой!

Сопротивляться идиотским приказам не было сил, и лишенная хозяйских прав послушно подтянулась к фаянсовой компании. В квартире что-то грохнуло, щелкнуло, скрипнуло, затопало, и через целую вечность дверь ванной комнатушки энергично распахнулась. К этому времени Васса замерзла так, будто находилась на айсберге в одном купальнике, окруженная льдами, моржами и белыми медведями. Ее трясло от холода, и банного халата для утепления явно не хватало.

— Милка моя, да ты совсем плоха! — донесся из ледяной мглы встревоженный голос.

Изотова почему-то стала колыхаться и растворяться прямо на глазах. Васса этому очень удивилась, захотела ткнуть пальцем исчезающую плоть, но не успела и провалилась в черноту…

Проснулась от сильной жажды. И голода. Неизвестно — чего больше. Тарелочка теплой овсянки на молоке была сейчас воплощением гастрономических безумств всех кухонь мира, вместе взятых, включая и любимую грузинскую. Василиса откинула одеяло, пытаясь подняться с дивана.

— Нельзя! — Ласковый голос был негромким, но твердым. — Что ты хочешь?

Господи, а мужик-то откуда в доме?! Вроде в гости никого не звала. К изумленной хозяйке подошел незваный гость. Из Новороссийска. Прямо с капитанского мостика?

— Алеша! Ты откуда?

— С корабля — на бал, — улыбнулся он. И уточнил: — Гриппозный. Как вы живете в этой Москве? Холод, слякоть и болезни. У нас уже цветами на каждом углу торгуют. И солнышко греет. Тебе не кажется, что пора менять климат?

— Не кажется, — строго ответила москвичка. — Как ты здесь оказался? — Но строгость не прозвучала. Голос тихо пищал и выдавал слабые ноты.

— Подруга твоя впустила, — ответил улыбчивый гость. И для ясности добавил: — Тиной зовут. Ты не могла бы остаться в постели? — предупредил он следующую попытку встать. — На пять минут? Если, конечно, не сложно. А я кашу пока сварю.

— Пить очень хочется.

Он подошел к журнальному столику, придвинутому к дивану, взял бокал с водой и молча передал «суровой» больной.

Никогда еще эта бесцветная жидкость без вкуса и запаха не была такой сладкой, «слаще мирры и вина», как говаривал Александр Сергеевич. Васса с наслаждением проглотила последнюю каплю и откинулась на подушку.

— Устала, — пожаловалась она. И удивилась: видно, от гриппа размякли мозги. Никогда прежде ей бы и в голову не пришло проявлять свою слабость.

— Поспишь или поешь? — Алексей ловко перехватил падающий бокал и заботливо подоткнул одеяло.

— Посплю! — блаженно вздохнула «независимая» и, не переставая изумляться собственной стремительной дебилизации, заснула.

Разбудили негромкие голоса из кухни, аппетитные запахи и солнечные лучи, бьющие по глазам. Сколько она провалялась в постели — неизвестно, какое сегодня число — неведомо, а вот кому принадлежат голоса — догадаться можно. И хоть в гости никто и не зван, но слушать эту тихую тарабарщину приятно. Васса убрала постель, натянула свитер и брюки, тут же сползшие на бедра, и направилась к голосам, удивляясь дисгармонии окрепшего духа и слабой плоти. У кухонной двери ее покачнуло, и, ухватившись за ручку, хозяйка ввалилась в распахнутый дверной проем.

— Здрасьте, — пробормотала она, повиснув на медной помощнице.

— Господи! — ахнула Тина. — Наконец-то проснулась!

Алексей молча подхватил болтающуюся хозяйку и бережно усадил на стул.

— Есть будешь? — В кухонном фартуке, джинсах и полосатой рубашке с аккуратно закатанными рукавами он был забавным и милым. И ничем не напоминал бравого капитана в белоснежном кителе. К такому сразу тянет приткнуться. Похоже, первой это поняла Изотова, потому как поглядывала на Алексея что-то уж очень ласково. Кухонный фартук на загорелом красавце, видно, пробуждал ее нерастраченную чувственность.

— Буду! — кивнула довольная удачной посадкой.

— Молодец! — энергично похвалила Тина. — Тебе нужно усиленно питаться, набираться сил. А то не лицо — брежневская рублевка. И смотреть без слез невозможно, и забыть нельзя.