Онлайн книга «Девочка по имени Зверек»
|
Это было более чем справедливо, но безрадостно для Тэху. И опять встала перед его мысленным взором нежная Аменэджем, и не вовремя вдруг вспомнились намеки Джети на женитьбу. И уж вовсе некстати он как-то увидел, что из опочивальни госпожи вышел красавчик Руметис. Ну, казалось бы, вышел – и вышел. Мало ли зачем вызывала госпожа старшего офицера? Но Тэху это не понравилось. Сильно не понравилось! И он хотел спросить ее: «Здесь бывает и Руметис?» Но, конечно, не спросил. Просто вошел и молча встал у двери, ожидая, что по ее взгляду определит все сам. Но взор госпожи был безмятежен, она, как всегда, прижалась к нему, и он простил ей и зеленый сосуд, и ее неизменную и такую досадную для Тэху торопливость, и вечный привкус опасности, и свою ревность к ее прошлому. Прошлому – без него. И даже (отчасти!) сегодняшнюю ревность к Руметису. Кажется, простил. Лишь бы Тийа сейчас была с ним и лишь бы это «сейчас» длилось вечно. А остальное?.. Пусть все идет как-нибудь само собой… Сознание Тэху будто замерло, уснуло, остановило свою работу, ограничиваясь лишь размышлениями о высокородной Тийе – будто сном наяву. И когда время от времени оно вдруг пробуждалось, тогда сомнения, угрызения совести от чувства нарушенного долга и сожаления о безмятежной жизни в гарнизоне требовательно и мучительно-остро подступали к сердцу, впивались в самую душу и беспощадно терзали. И когда уже невозможно было терпеть, Тэху, не находя ничего лучше, напивался. Кого это могло беспокоить? Месяцы слились в один бесконечный день, исполненный страстью и восторгом, если госпожа была к нему внимательна, и – тоской и унынием, если обходилась без него или отсутствовала. В конце концов в душе поселилась усталость. Безысходность и безнадежность его чувств, а также отвращение к самому себе из-за нарушенного табу были для нее хорошей почвой. Усталость в душе прижилась и больше не покидала Тэху. * * * Тийа заметила эту перемену в нем: – Ты печален, солдат. Я больше не привлекаю тебя? – Не говори так! Я хочу быть с тобой всегда. В этом-то все и дело! – Всегда? Что ты знаешь о «всегда», Тэху? Тебе не будет хорошо со мной – всегда. Понимаешь? Этого не нужно! И не только мне, но и тебе самому. Он даже испугался и оттого спросил с холодной усмешкой: – Мое время истекло?! – Только боги знают, сколько у нас времени. – Тийа, я говорю о другом! – Знаю. Ты хочешь остановить неостановимое. – Тийа, ты говоришь загадками. Мне сложно понять тебя, я же солдат. Она погладила его по щеке, как несмышленыша: – Нам хорошо сейчас. Сейчас! Зачем ты думаешь о том, что будет завтра? Быть может, не будет и самого «завтра»? Или не будет нас? Что мы знаем об этом?.. – Я не могу не думать о… Она прижала палец к его губам: – Молчи. Я рассержусь. Ты стал слишком много думать! Меня это утомляет. И он послушно умолкал, не смея перечить госпоже. * * * Видимо, никто не осмеливался ей перечить, даже ее сановный супруг. И несмотря на всю свою высокородность он давно нашел тот же простой способ, чтобы избавиться от своих негативных чувств, что и офицер, – напивался. Однажды поздно вечером в помещение охраны прибежал взволнованный слуга господина Ка-Басета. Умоляюще сложил руки на груди, обращаясь к Тэху: – Я очень прошу достойного офицера! Очень! Пойдем со мной, господин! – Да что случилось?! – Там господин Ка-Басет… Он был не очень воздержан сегодня за ужином… Много вина. «Понятно, – подумал Тэху, – господин набрался, как последний матрос, а бедный парень не в силах перетащить эту тушу в спальню». – Ну, пошли! Ка-Басет был действительно отчаянно пьян. Сам он встать уже не мог, но произносил бесконечные тирады, и слуги с вынужденным почтением внимали. Никто не решался двинуться с места: Ка-Басет был чрезвычайно грузен и потребовалась бы помощь двух-трех человек, а это значит – тащить, а не помогать идти. Короче, Тэху явился вовремя. Господин это тоже отметил: – А! Офицер! Я рад твоей компании. Эти болваны, – он обвел слуг глазами, – не способны поддержать беседы. «Ну, на меня-то ты тоже напрасно рассчитываешь», – подумал Тэху, но на всякий случай кивнул. Ка-Басету это пришлось по вкусу. Он было предложил офицеру выпить с ним, но оказалось, что слуга предусмотрительно убрал кувшины, а Тэху так удобно подставил господину свое плечо и уже так крепко приобнял его за пояс, что не оставалось ничего другого, как отправиться в спальню. – Ты прав, офицер, ты прав. Пора отдыхать. А пробираясь по длинным коридорам, вдруг разоткровенничался: – Ты считаешь, я много пью? (Тэху уклончиво пожал плечами.) Правильно, вполне в меру. Просто у меня есть причины. Ты знаешь, моя жена… Она ведь дивно хороша! Ты не находишь? (Неопределенный кивок.) Ну да, конечно, для тебя это не должно иметь значения: она ведь твоя госпожа! (Тэху сжал зубы.) А ведь мне хочется поколотить ее! А я не могу, не смею! Она, наверное, презирает меня, как ты думаешь? (Вновь невнятное движение плечами.) Считаешь, нет? Хорошо. А мне ведь есть за что ее поколотить. Она вполне заслуживает этого, и я имею право! Да, имею право как муж, а… – не могу! Как она хороша! И ведь, верно, опять кто-то из вас, офицеров эскорта, таскается в ее постель! Что ж ты встал, как истукан? – Здесь темно, господин. – А-а. Мы уже пришли. Вот сюда. Теперь иди, ты мне больше не нужен. Слова «опять» и «ее постель» вонзились иглой в сознание Тэху. Ревность сдавила виски, мешала дышать, дергала и дергала сердце. «Тийа, я не могу тебя ни с кем делить!!!» Господин наутро забыл все. Тэху не забыл ни слова. Он поклялся не говорить об этом с Тийей, но днем она сама вдруг спросила: – Это ты помогал ночью моему супругу? – Да, я. – Он говорил обо мне? – Да. Тэху выжидал, но она явно не собиралась продолжать этот разговор. Он осмелел от ревности и готов был кричать и кричать, чтобы избавиться от навязчивой боли в душе, но как можно выдержаннее произнес: – Тийа, он говорил, что… Она перебила его с плохо скрываемым раздражением: – Я знаю все, о чем мог говорить мой дражайший супруг! В душе Тэху уже закипала злость, он начал терять самообладание: – Тийа, я сам видел, как Руметис… Ее глаза сверкнули гневом. – Ах, вот что! Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Я не собираюсь оправдываться перед тобой, солдат! Что-то заледенело у него в душе, он склонился перед ней с вымученной почтительностью: – Прошу простить меня, госпожа. Я забылся и был непозволительно дерзок. |