Книга Дом подруги, страница 76 – Виктория Клейтон

— Так оно и есть. Я приехала погостить у друзей.

— Иисусе! Куда ни плюнь, попадешь в очередную шлюху Чарльза!

— Привет, Чарльз! Какой приятный сюрприз! — прощебетала Мин. Я даже не заметила, как она подошла. — Не знала, что вы будете здесь. Без очков я не вижу дальше собственного носа, но никогда их не ношу — только когда работаю. Тщеславие — моя маленькая слабость.

— Привет, Мин. — Чарльз поцеловал ее в щеку. — Как пишется?

Это было настолько характерно для Чарльза — помнить такие вещи, — что я улыбнулась про себя. Кстати, думаю, в этом и крылся секрет его обаяния.

— Закончила! — похвасталась Мин. — И прямо сегодня отослала в издательство. Чувствую себя как кошка, чьих котят раздали — такая же неприкаянная. Странное чувство — не знаешь, куда себя деть.

— А вы, наверное, еще одна его шлюха? Ну, Чарльза, я имею в виду? — влезла Сюзанна. В ее низком, воркующем голосе явственно слышалась презрительная насмешка.

— Хм… нет. Увы — нет. — Если Сюзанна рассчитывала вышибить Мин из седла, то та обманула ее ожидания.

— Ну и женщина! — прошептала Мин, когда мы отошли. — Я уж думала, она сейчас вонзит в тебя свои клыки и растерзает в клочья! Так вот она какая — эта его любовница! Жуткая особа! Бедняжка Чарльз — он этого не заслужил!

Мин подвела меня к седовласому, чуть сутуловатому мужчине. Это был Мартин Дойс, деревенский врач.

— Я заметил вас, как только вы вошли, — сказал он, обращаясь ко мне. На губах его появилась улыбка. — Слава богу, я уже достаточно стар, чтобы любоваться красивой женщиной, не вызывая ни в ком ревности.

— Это плохо или хорошо? — рассмеялась я.

— В целом, наверное, неплохо. Старость мне по душе. Теперь я по крайней мере знаю, что доставляет мне огорчение, и могу этого избежать.

— Да? А вот я часто чувствую себя несчастной и боюсь, что буду чувствовать еще не раз, — ответила я. И даже сама удивилась — такая откровенность была совсем не в моих привычках. Впрочем, Мин уже ускользнула, заметив в толпе кого-то из знакомых, так что ничто не мешало мне быть откровенной.

— Знаете, я знал многих совершенно счастливых людей — я говорю о нашем захолустье, — которые жили в полной нищете. Фермеры, сезонные рабочие, к примеру… Правда, это было довольно давно. Такое понятие, как достойная бедность, в наши дни отошло уже в область преданий. Ну-с, что касается вас, моя юная леди, то выглядите вы на редкость здоровой. Стало быть, умирать не собираетесь. Тогда причины может быть только две: либо кто-то из ваших близких доживает последние дни, либо несчастная любовь. Думаю, последнее.

— Да. Вы угадали.

— Вы ведь не замужем?

— Нет.

— Значит, он женат?

— Да.

— И счастливо?

— Да. На самом деле. Во всяком случае, так мне всегда казалось.

— Однако теперь он находит вас привлекательнее собственной жены. И что же ему так понравилось? Форма вашего носа изящнее, чем у нее? Или ваши шутки смешнее?

Я расхохоталась.

— Держу пари, так оно и есть. Послушайтесь моего совета, юная леди. Бросьте его! Иначе вам придется обманывать себя и обманывать его, повторять, что, несмотря ни на что, вы очень счастливы. И так все время. Оно того не стоит, уж вы мне поверьте.

— Кто та черноглазая женщина в полосатом платье? — с любопытством спросил подошедший к нам Роберт.

— Это Сюзанна, бывшая любовница Чарльза, — поспешно объяснила я, стремясь развеять все подозрения на наш счет, которые могли бы появиться у Роберта, пристально наблюдавшего за мной во время нашего тет-а-тета с Чарльзом. — Кажется, у нее от него двое детей.

— Похожа на скаковую лошадь, пущенную на племя, — хмыкнула Мин.

Мартин Дойс задумчиво разглядывал Сюзанну.

— Вот и еще один бедняга, который имел глупость влюбиться в неподходящую женщину, — пробормотал он.

— Еще один? — удивилась Мин.

У меня перехватило дыхание, но старый врач умел держать язык за зубами.

— Мартин тоже приедет к нам на вечер, — объявила Мин, когда мы уже возвращались домой. — Ах да, я еще пригласила Чарльза. Надеюсь, у него хватит ума не брать с собой эту девицу.

— Я тоже на это надеюсь, — проворчал Роберт.

После вступительного экзамена в Чалдикоттс, куда Вильяма возил Роберт, мальчик вернулся усталый и не очень довольный. Зато Роберт был в полном восторге.

— Видели бы вы их библиотеку! А зал, где проходят занятия живописью! Студии, студии… класс рисования, класс скульптуры, класс керамики, и так без конца. И директор мне понравился. Бездна юмора, знаете ли!

— Только экзамен был очень трудный, — уныло протянул Вильям. — Физику я вообще не сделал. Мы этого еще не проходили. Наверное, я жутко отстал.

— Ну, есть и другие школы, — бодро сказал Роберт. — В конце концов, свет клином не сошелся на Чалдикоттсе.

— Поклянись, что не расстроишься, если я не поступлю, — с тревогой в голосе взмолился Вильям.

— Чтоб я сдох! Перережьте мне глотку, если я совру! Клянусь, что так оно и будет!

Голос Роберта звучал настолько убедительно, что даже я поверила, хотя и знала совершенно точно, что душа у него не на месте. Как вскоре выяснилось, я не ошиблась. Когда на следующее утро Роберт спустился вниз, он сиял. Оказывается, позвонил директор — сказать, что Вильяма взяли. Он прекрасно ответил на все вопросы по классической и современной истории и по английской литературе тоже, а посему они решили взять его на освободившееся место.

— Но они хотят, чтобы во время летних каникул ты подтянул математику с физикой, — добавил Роберт. — Ты не возражаешь?

— В общем-то, возражаю, но дело того стоит, — кивнул Вильям. Потом схватил костыли и заковылял во двор.

У Роберта отвисла челюсть. Чувствовалось, что он страшно разочарован.

— Мне казалось, он обрадуется…

— Конечно, он обрадовался, — вступилась я. — Обрадовался даже больше, чем ты можешь себе вообразить. Он очень переживал, только не хотел этого показывать. Вильяму очень хочется научиться держать свои чувства в узде.

— Похоже, ты лучше знаешь наших детей, чем мы сами, — вздохнул он, катая по столу мою ручку.

Я со стыдом была вынуждена признаться себе, что слова «наши» и «мы» заставили меня поморщиться.

— Именно потому, что они не мои, я и могу видеть их такими, какие они есть, с достоинствами и недостатками.

— По-моему, пора тебе завести собственных детей, — с улыбкой продолжал Роберт. — Из тебя получится замечательная мать.

Я почувствовала, как у меня задрожала нижняя губа — как у обиженного ребенка. Спокойствие, с которым он говорил о подобных вещах, заставило меня вздрогнуть от боли. Казалось, речь идет о каком-то неодушевленном предмете.