Онлайн книга «Спасай и женись»
|
А потом не стало стен и потолка, не стало времени и пространства, ничего вообще не стало, остались только он и она, дрожащие, опустошенные — и полные жизни. Они не могли разорвать объятий, боялись прервать поцелуй, потому что обоим казалось — тогда все, конец. Оборвется дыхание, сердце выскочит из груди, ноги подломятся — и рухнут одинокие голые тельца в пустоту, черноту и одиночество. А сейчас было не страшно, потому что их возносило все выше и выше, куда-то к небесам, которых еще не существовало, и золотые шары, крутившиеся под стиснутыми веками, вполне могли оказаться новыми галактиками, которым только предстоит взорваться, чтобы дать новой жизни место в этом мире… Жорка Волков со стоном сполз по мокрой стене спиной, бережно прижимая к себе мокрую и обессилевшую Лизу. Она с трудом разлепила глаза и с изумлением уставилась на необъятную грудь своего мужчины, на глазах расцветавшую алыми цветами классических засосов. — Жор… Это все я? — Ага. Ты того… футболку пару дней не надевай… Я тоже погорячился… А потом он вдруг вспомнил какую-то странность, зацепившуюся на краю сознания и так и не сорвавшуюся в пропасть прекрасного безумия. — Лиз… — Мм? — А ты это… я часом тебе… больно не сделал? Она прижалась щекой к мокрым завиткам волос на его груди и счастливо рассмеялась. — Дурак ты, Волков… Час спустя они сидели на кухне, присмиревшие и тихие, словно ожидавшие своей участи в учительской школьники. Свет не зажигали, и лиловые сумерки постепенно заливали тихие и разгромленные комнаты. Звонок в дверь прогремел так неожиданно, что Жора подскочил и ойкнул. Лиза засмеялась и бросила на ходу: — Посиди тут, это Эдик. Не надо его травмировать. — А я его бить и не собирался… — Жора, если мы оба выйдем к нему, мокрые, скудно одетые и пришибленно-счастливые, то только душевная чистота Эдика может не дать ему понять, чем мы тут занимались. — Лиз… — Жор, помолчи, пожалуйста. А то я завизжу. У меня сейчас внутри — сто воздушных шариков с гелием. Если я еще немножко поговорю с тобой — то улечу. И она отправилась открывать дверь, а Жора некоторое время блаженно пялился ей вслед, а потом неожиданно нахмурился. Что здесь надо Эдику? И как он узнал, что она здесь? И откуда сама Лиза знает, что это Эдик?.. С диким воплем «Не открывай!» капитан Волков в великолепном прыжке обогнал Лизу и распахнул дверь с таким выражением лица, что бедный Эдик охнул и стал заваливаться набок. Волков немедленно устыдился и хмуро бросил: — Здрасти. Виноват, перегнул палку. — Здра… вра… Лизонька, а что это тут у вас… Лиза ловко сдернула с простертой руки бронзовой бабы-канделябра собственные трусики и спрятала их за спину. — А мы и сами не поймем, Эдик. Приехали — а тут полный разгром. Ценные вещи на месте, а вот мебель вся валяется. Эдик всплеснул лапками и на цыпочках проскакал из прихожей в гостиную. За его спиной Волков с каменно-бесстрастным лицом стремительно содрал с Лизы футболку, одетую наизнанку, и мгновенно натянул ее на девушку правильной стороной. Эдик обернулся и растерянно произнес: — Возможно, это полтергейст… Может, вызвать милицию? Или службу безопасности, а, Георгий Степанович? Лиза сморщила нос и противным голосом сообщила: — Я бы предпочла, чтобы Георгий Степанович съездил за ними лично. Мне Георгий Степанович за последнюю неделю надоел до невозможности. К сожалению, рост Георгия Степановича уступает только его упрямству, поэтому мы с тобой, Эдик, очень вежливо попросим Георгия Степановича прибраться в комнате, а сами пойдем на кухню. Волков на всякий случай сделал «морду кирпичом» и вытянулся по стойке «смирно». Лиза украдкой показала ему язык, а потом из-за спины Эдика послала ему воздушный поцелуй. Жора усмехнулся и принялся расставлять стулья. Оказавшись на кухне, Лиза зашипела страшным шепотом: — Это наверняка его громилы все разнесли. Он же ненормальный, этот Волков. Буквально повернут на охране. Эдик обеспокоился. — Лизонька, может быть, тебе небезопасно оставаться с ним наедине? Мы могли бы поехать ко мне, если хочешь, или я отвез бы тебя домой, за город… — Что ты, разве я оставлю его в квартире? Отправлю в машину спать, сама запрусь. Ты заказал билеты? — Да, конечно. Вот… — Теперь пригласи меня погромче. Волков вскинул голову. Из кухни доносился неестественно высокий и громкий голос Эдика. Господи, вот же создал ты парнишку! — Я пришел, собственно, по делу, Лизонька. Хочу пригласить тебя на одно светское мероприятие… Волков насторожился и осторожно пошел к дверям кухни. — …В четверг состоятся скачки на Кубок мэра. Вот приглашение в ложу. Это на ипподроме, здесь недалеко. Я мог бы заехать за тобой, если хочешь? — Здорово! Обожаю лошадей. А заезжать не надо, Жора меня отвезет. Георгий Степанович? Отвезете? Волков воздвигся скалой на пороге кухни и сварливо поинтересовался: — Куда это? И когда? — В четверг на ипподром. В десять часов начало. Жора нахмурился. Незапланированная поездка его тревожила, хотя, с другой стороны… Виповская ложа, Кубок мэра, значит, на ипподроме полно охраны… — Отвезу, Елизавета Игоревна. Но, уж извините, в ложе буду вынужден находиться рядом с вами. Лиза притворно сморщила носик. — Георгий Степанович, а на сеанс к массажисту вы тоже со мной попретесь? — Нет. На сеанс к массажисту вы, Елизавета Игоревна, попретесь одна. Лиза картинно всплеснула руками. — Видишь, Эдик? Я в заточении, да еще и охранник грубиян. Эдик затоптался. — Что ж, я пойду, пожалуй. До четверга, Лизонька? — Да, до встречи. Георгий Степанович, проводите гостя, будьте так любезны. Жора стоял на пороге квартиры, пока Эдик ждал лифта. Когда серебристые дверцы бесшумно разошлись в стороны и на лицо Эдика упал яркий свет, Жоре почудилось в этом лице что-то странное и неправильное… Тяжесть его тела привычно ошеломила и привела ее в восторг, она в неистовстве обвила бедра мужчины ногами и прижалась к нему, раскрываясь навстречу мужской плоти, словно цветок. Он обнял ее, покрывая горящее лицо поцелуями… Он взял ее, и одновременно сплелись в сладкой битве их языки. Потом не было ничего — и было все, как в первый день творения, и Лиза, кажется, кричала его имя, а Волков, возможно, рычал, как тигр. Ничего нельзя было сказать наверняка, потому что они были единым целым, и слезы у них были общими, и стук сердца — общим, и дыхание — общим, и испарина — общей… |