Онлайн книга «Переступая грань»
|
- Нет, не забуду, - повторил Жан. - Хорошо, пусть не забудешь, - сдалась мать, потому что мамы всегда сдаются, - но полюбишь другую. - Никогда! - пылко воскликнул Жан. - Никогда не говори "никогда", - слышал такое присловие? Да? Ну вот и славно. Полюбишь! Никуда от любви ты не денешься. Никому еще этого не удавалось. Даже там, на Севере, где холодно и уныло... А уж мы-то, с нашей южной кровью... - Но я уже люблю, как ты не понимаешь? Я так страдаю! - Конечно, - согласно кивнула мать. - Еще бы! Ведь она первой сказала "нет". Она, а не ты. С вашим мужским самолюбием это непереносимо. Почти непереносимо. А теперь - ешь! Даром, что ли, я так старалась? - А я думал, ты заказала обед в ресторане. - Ну уж нет! Когда приезжает сын, да еще из голодной Москвы! - Не такая уж она голодная, - обиделся за Москву Жан. - Слушай их больше... - "Их" - это радио, телевидение? - уточнила мать. - Но я сама видела на экране очереди. - Да, - пришлось признать Жану. - Без очередей там - никак. - Господи, какая неразумная трата времени, - пригорюнилась мать. - И сил, - подумав, добавила она. - А Лиза не понимает, - сказал Жан и отложил вилку. - Они там думают, что так везде. - Человек ко всему привыкает... Ты ешь, ешь... 7 - Спасибо тебе, Саша, такое спасибо! Лучшего фильма пока я не видела. - Хороший фильм, - согласился с Лизой Саша. - Только уж очень печальный. Помнишь, как у Роллана: "Духовное наше существо скитается одиноким всю жизнь"? Но так показать одиночество... Ты не заметила, кто режиссер? - Не обратила внимания. - Я тоже. Хотя были же титры... Они сидели в Сашиной комнате, потрясенные бельгийским фильмом, голодные, как волки зимой, и почему-то счастливые, несмотря на его финал, вообще - на тональность. Может, потому, что соприкоснулись с подлинным, настоящим искусством? - Я, пожалуй, пойду, - из вежливости сказала Лиза. - Уже поздно. - Погоди, - встрепенулся Саша. - Сейчас сварю кофе, стрельну у Зденека хлебца. Поляки - народ запасливый. А у меня - хоть шаром покати! - И у меня, - виновато призналась Лиза. - Так ты ж только приехала, - великодушно напомнил Саша. - Могла бы привезти хоть фруктов, - не приняла его великодушия Лиза. - Но ты спешила! Саша привычно запустил пальцы в торчащие дыбом волосы, опечалился: вспомнил про Жана. Впрочем, природный оптимизм тут же взял верх: Жан далеко, а он здесь, рядом. Так что еще посмотрим! Как там говаривал тот же Жан? "Любите любовь!" А он, Сашка, о любви мечтал чуть ли не с первого класса. - Все, бегу! Саша схватил пачку кофе, джезве и метнулся на кухню. Пока грелась вода, смотался быстренько к Зденеку. Тот, как всегда, валялся на кушетке, только теперь уж в пижаме: отходил ко сну. - Ну, чего? - лениво спросил он, приподняв с подушки голову. Красивое бледное лицо - брови вразлет, прямой нос, тонкие губы выражало привычную скуку. - Зден, выручай! - быстро и горячо заговорил Саша. - У меня дама, а хлеба нет! "Писатели в большом долгу перед шахтерами", - неожиданно и скрипуче сообщило радио. Зденек перевел взгляд с гостя на хилый приемничек, протянул руку, выключил. До всего в его комнате можно было дотянуться, не слезая с кушетки - так он организовал свою жизнь. - Чего это он? - позевывая, поинтересовался он. - Молчал-молчал, и вдруг... - Вот ты тут валяешься, - назидательно заметил Саша, - а сам в долгу перед шахтерами. - Так я не писатель, - снова зевнув, возразил Зденек. - Ну журналист, - напомнил Саша. Они учились в одной группе, и Зденек, собака, уже печатался. Зденек хотел сказать, что, во-первых, это не одно и то же, во-вторых, он пока что даже не журналист, только учится, но и говорить было лень. Он свесил руку с кушетки, выдвинул длинный ящик серванта, достал большущий батон - всегда покупал большие батоны, чтоб лишний раз не мотаться, примерившись, отрубил огромным ножом ровнехонько половину, подумав, снова нырнул в сервант и вынырнул с куском сыра. - До чего же вы, русские, безалаберны, - счел нужным заметить. - На, бери. Сыр - даме. - Разберемся! - обрадовался Саша. - Гранд мерси! Он рванулся к двери, но неожиданная мысль принудила его остановиться. - Слушай, - развернулся он к Зденеку, - а как же будешь ты журналистом? Придется ведь бегать - за интервью, в поисках темы... Волка ноги кормят. - Надо - так побежим, - меланхолично заметил Зденек. - Читал мой опус в вашей знаменитой "Правде"? Длинная рука с тонкими пальцами указала на стол. Там, на столе, прижатая массивной пепельницей, полной окурков, лежала газета - рупор официоза. - Вре-е-шь! - изумился Саша. Напечататься в "Правде" студенту, пусть даже иностранцу, честь немыслимая! - Хочешь, возьми почитай, - великодушно разрешил Зденек. - Потом, - не без ревности к счастливцу отмахнулся Саша. - Ну да, у тебя дама... Значит, говоришь, кто-то там в долгу перед шахтерами? - Это не я говорю, а радио, - возмутился столь явному передергиванию Саша. - Не важно... Ну и фразка, мать вашу... В жизни ничего подобного не слыхал! - Дураков везде много, - вступился за Родину Саша. - Не везде, - возразил вредный Зденек. - У нас в Варшаве нашелся бы хоть один в редакции, кто сказал бы: "Вы что, ребята?" - Так, может, это прямой репортаж, не в записи! - разгорячился Саша. И потом - ты же выключил! Может, этому дураку так ответили... - Да, - согласился хоть и вредный, но справедливый Зденек, - тут я дал маху, надо было дослушать: в чем, интересно, состоит вышеупомянутый долг? - Ясно в чем, - нехотя объяснил Саша. - Что о шахтерах не пишут романы и не слагают стихи. Ну, я пошел. - Ах да, у тебя ж дама... Про даму-то мы и забыли... - А вот и кофе! И хлеб. И сыр! Гордый собою Саша выложил на стол добычу. Его синие маленькие глаза сияли. Все-таки Зденка - свой парень, хоть и антисоветчик. Ну это еще ведь исторически обусловлено, да и прав он во многом, на многое Саше открыл глаза. - Сейчас, еще минуту! Саша метнулся к серванту, вытащил длинное полотенце, расстелил на столе, сдвинув локтем в сторону книги, поставил в центре джезве. Хорошо жить одному! Можно пригласить в гости девушку - такую, как Лиза. Вот она сидит рядом и смотрит на него пусть не с любовью, но уж точно с симпатией. |