
Онлайн книга «Бестолковая любовь»
Николай удивленно хмыкнул, словно не мог понять, как дети родятся. Сева неловко засмеялся, постепенно приходя в себя от неожиданного известия о племяннице. — А чего не женишься? — Ты прямо вроде этой девки, что родила! Пусть застрелится! Чтобы я — и женился?! Не! «Не обещайте деве юной…» И вообще никому никогда ничего не обещайте. Закон рынка! Как-то раз я пришел домой сильно пьяный, сразу бухнулся на диван и вырубился. Не заметив по пьяни, что лег не так — диван разобрал лишь наполовину. Ночью просыпался пару раз от какого-то неудобства, но был так пьян, что не чувствовал толком боли, не мог проснуться до конца, тут же засыпал опять, не соображая, в чем дело. Только утром, проспавшись, обнаружил, что у меня вся морда ободрана до крови — попал лицом на деревянные выступы дивана. После этого — завязал! Пью одно лишь легкое вино, водку в рот вообще не беру. Как отрезало! Сева встал: — Я кофе сварю… — Опять?! — застонал Николай. — Да ненавижу я его, твой кофе! Запах только хороший. — Прости, снова забыл, — повиноватился Сева. Давняя неприязнь Бакейкина-младшего к кофе была настолько загадочна и необъяснима, что постоянно забывалась. Николай всегда и на всех производил неизгладимо приятное впечатление. Выправка и бицепсы военного, характер — завидный. Удивительно вежлив, но только на людях, никогда голоса не повысит — все одни лишь «спасибо» да «пожалуйста», «добрый день» да «извините». Ни малейшей разнузданности в манерах. На близких это не распространялось. Правда, в последнее время Сева все чаще и чаще стал ловить презрительные взгляды, которые Николай бросал вокруг. Пробовал их скрывать, но это уже плохо получалось. Кроме того, брат всегда оставался редкостным педантом, при всей обходительности и приветливости — сух, холодноват, и общался как бы «до сих пор», «до пиджака». Даже замкнут. Эта его подчеркнутая манерность, откровенный педантизм — он места себе не находил, если хоть одна книга в квартире стояла не там, где заведено! Патологическая аккуратность Николая даже мать порой выводила из себя, не говоря уж об остальных. — Бабы! — нередко повторял с отвращением Николай и брезгливо морщился. — Это же кошмар… От них один только беспорядок, тряпки кругом, помада, духи… А дети! Это еще страшнее: игрушки, разрисованные обои, вопли по ночам… Не! Такого не надо! И потом мужику надоедает всякая женщина, если только ее не пытаются у него отобрать. А сразу рассчитывать на соперника… Я еще не совсем идиот. Сева нередко ловил себя на нехорошей мысли — Николаю есть что скрывать. И вот, пожалуйста, дочь. — Надо бы маме показать внучку, — озабоченно сказал Сева. — Пусть застрелится! — холодно посоветовал Николай. — Наша мамочка Жанна… Ты обращал внимание, как она моложава? Прямо подозрительно… Но как показывает жизнь, это не обязательно хороший симптом и вовсе не следствие гармонии. Моложавость сомнительна. Она часто бывает признаком оккультного расстройства, проявляющегося в форме гипнотизма, усвоил? У человека тогда заметна некая постоянная и невольная «окаменелость» лица. В точности как у нашей маменьки. У нее просто нет мимики, замечал? Каменное выражение. А потому нет и морщин. Откуда им взяться, если все черты затвердели? Еще такие расстройства по духовно-физиологическому закону связаны с гипервентиляцией легких, что тоже молодит человека. Зато малость выпучиваются глаза и увеличиваются «летучие вещества». Неслучайно во всех сказках и легендах вампиры выглядят моложе своих лет. Так что бывает моложавость со знаком «минус». И это как раз серьезное указание, что человеку следует задуматься о душе. Возможно, наша мамулечка — тому пример. — Ну ладно. — Сева решил прервать философские рассуждения Николая. Брат забрался слишком глубоко. — А что там у тебя происходит в офисе? Николай сразу оживился. — Я для него купил недавно пресноводную черепаху, поселил в специальный аквариум с подсветкой и с камушками, на которые она может вылезать, — похвастался брат. — Кормлю теперь, да ее все кормят. Такое живое украшение офиса, прямо член коллектива, всех умиляет. Назвали черепаху Гертрудой. А коллега принес вторую. По имени Хулик. — Значит, они разнополые? — Не! Хотя я сам не знаю, кто они там по полу — что первая, что вторая. Черепаший пол якобы определяют по когтям и хвосту, а я не биолог и не могу таких тонкостей распознать. — А почему же вы дали им разные имена? — Да просто так. Чтобы звучали по-разному. Но вполне возможно, что они оба мужики или обе бабы, а может, и вообще Гертруда — самец, а Хулик — самка, кто их разберет… Все условно в этом черепашьем мире. Впрочем, в нашем тоже. Сева задумался. — Но если они разного пола, то могут отложить вам яйца в аквариуме и дать потомство. — А пускай! Даже интересно будет. Я уж найду, куда потомство пристроить. Одну черепашку дочке подарю. — А офис по-гречески значит «змея», — сообщил Сева. — Да? Забавно… Квартиру эту свою я купил в кредит. И мне надо срочняком его отработать. А ты — дочь… Я даже обдумываю, не начать ли «бомбить» вечерами. Сева снова изумился: — Неужели тебе не хватает денег? — Большие запросы, — буркнул Николай. — При этаких никогда ничего не хватает. Усвоил? Но «бомбить», с другой стороны, — очень большой расход на бензин, а потом… Мало ли кто к тебе подсядет… Потому я пока размышляю-думаю, без «бомбиловки» жизнь все-таки безопаснее. И без дочери тоже. Сева вздохнул: — А я бы хотел иметь дочь… — Так заведи. — Николай нарезал яблоко на мелкие кусочки и стал увлеченно жевать. — Пара пустяков… Но я уже всех вас содержать не смогу, усвоил? — Ну что ты… — покраснел Сева. — Просто… Как без любви-то? Николай махнул рукой. — Да если бы все дети на земле рождались исключительно по любви, земля бы давно обезлюдела. Всеволод, а на кой ляд тебе стихи? Никогда не мог въехать в эту ситуацию. — Ну как же… — растерянно пробормотал Сева, не готовый к подобному вопросу. — Самовыражение… Николай ехидно прищурился: — Чего говоришь? Вот будешь выражаться, выражаться и довыражаешься… Выразишься, наконец, с такой полностью и определенностью, что ой-ой-ой… По-моему, слова опасны. Ты, орудующий словами, должен знать, что можно привести в движение огромные и страшные силы, если дать свободу двойственности слов: то, что нравится одному человеку, может смертельно ранить другого. — Это опять философия, и она касается больших талантов, а не меня, — махнул рукой Сева. — Это касается всех нас, которые много и без толку болтают, — отозвался Николай. — Кстати, Всеволод, ты усвой — цыгане нынче наркотой пробавляются. Самые ее активные продавцы. Так что поостерегись на будущее влюбляться в мамзелек, у которых красный верх — синий низ. Ладно… Дела у меня серьезные запланированы. Больше не могу с тобой тут прохлаждаться. Я недавно в аварию попал, кувырком полетел в кювет. Сам отделался ушибами, но машина помялась. Пока нашел ментов, то да се… Пришли уже группой машину вытаскивать. Она лежит себе на том же месте в кювете, изуродованная и перевернутая, и в ней вроде ничего не изменилось. Кроме одного — бесследно исчезла магнитола. Ее вывинтили из «гнезда», как в аварии не пострадавшую. Успели. Вот как мысль у ворья работает — чтобы ухватить даже из помятой машины! Так что теперь мне надо машину привести в должный вид. Или купить новую. Но будет нужно — зови! Только не затягивай с этим делом. Кто-то явится — звони сразу, я мигом приеду. — И меланхолично запел: — «Как упоительны в России вечера…» |