Онлайн книга «Жена из России»
|
Куда как откровеннее… Бертил удовлетворенно просиял. Антон внимательно взглянул на мать: мы едем в Швецию, мама? Едем, сынок… Что мы здесь забыли?.. Точнее, забудем все, что здесь было… Если забудется… Маша объяснила Татьяне суть дела. Хозяйка, понятно, огорчилась. — А завтра он приедет? — спросила она, достаточно четко просекая ситуацию. — Не знаю, — уклончиво ответила Маня. — Простите нас… — Да что уж там! — вздохнула Татьяна. — Мы понимаем… Я уже вчера об этом подумала… Бертил церемонно раскланялся с Инной Иванной, кажется, совершенно очарованной им, поулыбался на прощание Антону… Они с Машей оделись и вышли на улицу. Привычно шумело, гудело, неслось вперед не остановимое никакими стихиями Садовое кольцо, под ногами — грязища московского центра и колдобины тротуаров. Вежливый и чуткий жених взял Машу под руку. — Мари, ты все-таки чем-то расстроена? Ты сейчас где-то очень далеко от меня… В проницательности ему отказать было нельзя. Врать становилось противно. И не врать невозможно. Хотя шведскую тонкость вряд ли удастся обмануть… — Устала, — сказала Маша. — Волнуюсь… Не могу представить себе нашу будущую жизнь… Это плохо… Все очень сложно… В метро снова начались восторги. Они порядком поднадоели и утомили Маню. Хорошо, что им ехать от "Чистых прудов" без пересадки. Что там делает без нее Вовка?.. Развлекается убойным российским телевидением? Слушает музыку? Играет на пианино?.. А вот это она предположила совершенно напрасно… "Все вы, губы, помните, все вы, думы, знаете…" Маша быстро повернулась за помощью к Бертилу, но тут неожиданно в вагон вошел Ленька Бройберг, увидел Маню и возликовал. Хотя рядом с ним находилось прелестное миниатюрное двадцатилетнее создание с огромными, наивно изучающими мир глазищами. Вот уж некстати так некстати! — вздохнула Маня. Ленька тотчас прилип к ней. — Вашу Машу! Мария, я тебя не узнаю! — заявил он. — Значит, пристаешь к незнакомке? — холодно поинтересовалась Маня. — Да еще в присутствии юной очаровательной леди! А где твоя жена? — Жена где надо, на своем обычном месте. А где ей еще быть? — захохотал Леонид. — Я у нее на длинном поводке! Ты, Мария, дура! Как все бабы без исключения. Поэтому менять их особого смысла не вижу! — И все-таки меняешь? Бертил пытался понять суть разговора по интонации, но явно в этом деле не преуспел. — И ты, я смотрю, тоже привыкаешь к смене караула. Молодец! Времени зря не теряешь! Я давно ждал этого момента и, наконец, дождался! — Ну, какое это имеет отношение к тебе? — взорвалась Маша. — Это мой жених! Он приехал за мной из Стокгольма! Понял?! — Швед? — обрадовался еще больше Бройберг. — А почему ты не представишь меня своему жениху? Это невежливо. Тебе надо учиться жить по-европейски! По тамошним правилам и канонам. Закон есть закон! Иначе будешь Манькой в Европе! Маша готова была его убить, но вместо этого проскрежетала сквозь зубы: — Познакомься, это Бертил! И взяла под руку забытого на время жениха. — Берт, это Леонид, мой коллега. Был фельетонистом, а теперь, когда вся страна превратилась в один большой фельетон и можно писать и говорить что угодно, переквалифицировался в заместителя главного редактора. Мужчины вежливо поулыбались друг другу. Во взгляде Бертила легко читались непонимание и тревога. — Ты похорошела за то время, пока мы не виделись! — объявил Бройберг. — Тебе явно идут на пользу мужики. Не смотри на меня медузой Горгоной! Я говорю, — пояснил Леонид на отвратительном английском Бертилу, — что у вас красавица невеста. Вам повезло! Правда, в России много красивых мадам. Здесь самый подходящий климат для женских расцветов! Швед с удовольствием кивнул. Брошенная Бройбергом девушка потерянно стояла в стороне, среди толпы пассажиров, и жалобно смотрела в его сторону, пытаясь поймать хотя бы один его взгляд. Скорее бы мы приехали! — взмолилась Маша. Но перегоны на этой линии не слишком короткие, и путь еще довольно далек… — А ты куда направляешься? — спросила она Леонида. — Насколько я помню, ты жил в Сокольниках. Следовательно, едешь не в ту сторону. — Я и теперь там живу, — радостно сказал Бройберг. — Как же ты хороша!.. Вылитая богиня Артемида в пушкинском музее!.. Один в один! Я тебя обожаю! А еду я к даме сердца. Неужели непонятно? Красота слишком часто соседствует с недалекостью, а иногда с настоящей туповатостью. — У тебя чересчур любвеобильное и многоместное сердце! — съязвила Маня. — Как Большая спортивная арена в Лужниках. — Сходите? — грубо спросила Леонида толстая тетка в нутриевой шубе, делавшей ее раза в два объемнее. — Сходят только с ума, — ласково заметил Бройберг и посторонился. — Не знала! — холодно поделилась откровенная леди. — Вам, вероятно, это лучше известно. И с непонятной ненавистью осмотрела Машу. Очевидно, она слышала сравнение с Артемидой и вполне разумно считала, что двоих мужиков на Манину долю более чем достаточно… — А вам до какой станции? — осторожно спросила Маша. И, конечно, услышала: — До "Университета". Сколько же еще ей выносить этот ужас?.. Нет, она уже натерпелась, хватит, пусть Ленька сам разбирается со своей дамой сердца, а у Маши есть ее законный, родной, любимый ею жених… Бройбергу — бройбергово… И Маня снова решительно подхватила Бертила под руку и отвела в освободившийся уголок. — Здесь удобнее, — сказала она. — Леонид — хороший человек, но иногда очень надоедает. Он любит поболтать. — Он влюблен в тебя, Мари? — утвердительно спросил швед. — Он влюблен и страдает! Вот оно, пресловутое мужское единодушие, не зависящее ни от национальности, ни от возраста, ни от обстоятельств! И все вполне логично. — Да ну что ты! — безмятежно махнула рукой Маша. — Тебе показалось! А страдать он вообще не умеет. Это ему не дано! Он легкомысленный от природы. Видишь, едет с красивой девушкой, к ней домой, а дома у него есть жена… Тоже ничего себе… И еще молодая… — Это не имеет никакого значения, Мари, — серьезно сказал Бертил. — У меня было много жен… — Да, ты у нас тоже специалист по женам, — пробормотала по-русски Маша и тотчас извинилась: — Прости, я хотела сказать, что ты плохо его знаешь… — И ты тоже, — справедливо заметил Берт. Как они все надоели ей сегодня… Просто нет никаких сил… Она хочет только одного: бросить их всех, однажды и навсегда, послать их всех подальше, грубо и однозначно, и метнуться на вокзал, ворваться в поздне-вечернюю, теплую и грязную электричку… И промчаться знакомым проспектом, взлететь без остановки на четвертый этаж, вбежать в квартиру и повиснуть у него на шее… И увидеть его темные глаза, лохматую голову, и вдохнуть в себя запах его лосьона, его волос, его рук… Вот сейчас, немедленно, бросить все и метнуться на вокзал… |