Книга Тайная жизнь непутевой мамочки, страница 90 – Фиона Нилл

Я выпрямляюсь на своем стуле, тревожась о том, что я настолько прозрачна и что по мне все видно.

— Подумайте о фигурках сонь [98] и динариях. Подумайте о богах и гладиаторах, — слышу я взволнованный голос Буквоедки.

— В любой момент она может внести на рассмотрение какой-нибудь конкурс или состязание для занесения его в протокол, — шепчу я Знаменитому Папе.

— И приз тому родителю, который придет в самом лучшем костюме, — торжествующе произносит Буквоедка.

— Мне нравится то, как англичане всегда оправдывают свое стремление нарядиться, — шепчет Знаменитый Папа, — особенно если есть возможность для трансвестизма.

— Думаю, это будет только справедливо, если мы проголосуем «за», — уныло произносит Роберт Басс, наклоняясь вперед. Правый рукав его сорочки сползает вниз, скрывая предплечье.

— In vita priore ego imperator rornanus fui [99] , — говорит Буквоедка. — Кроме того, в Древнем Риме не было демократии. В прошлом семестре мы условились, что все школьные события будут иметь образовательную направленность.

— Но мы не в Древнем Риме, мы в северном Лондоне, — упорствует Роберт Басс. — Не все из нас изучают латынь, чтобы помогать детям с домашними заданиями.

Он вы глядит даже еще более привлекательным, когда сердится, думаю я, мечтательно уставившись на него. Это, конечно, противоречит его монологам о значимости подготовки и направлении детской игры.

— Пожалуй, я воспользуюсь костюмом, в котором снимался в «Трое», — высказывает предположение Знаменитый Папа, стараясь смягчить остроту дискуссии. Роберт Басс свирепо смотрит на него.

— Не та эпоха, но какая изумительная идея! — Буквоедка взволнованно всплескивает руками и открывает свой «лэптоп».

— Надеюсь, вы захватили с собой и тех леди, — говорит Знаменитый Папа, наклоняясь вперед в ее сторону. Буквоедка ерзает на стуле, перекидывая поочередно ногу на ногу. Улыбка ее натянута, но она явно наслаждается его вниманием.

— Включает ли ваш костюм латы и наголенники? — серьезно спрашивает она.

— Полная экипировка, включая шлем «Аквинкум» с красным гребнем! — рапортует Знаменитый Папа.

— Вы предлагаете нам всем изготовить собственные костюмы? — спрашиваю я.

— Ну можете же вы просто что-нибудь соорудить на своей швейной машинке! — раздражается Буквоедка.

— У меня нет швейной машины. И в прошлый раз у меня ушла целая неделя на то, чтобы сделать костюм Медведя Барни для пьесы, — оправдываюсь я.

— А что должны надеть мужчины? — интересуется Роберт Басч. — Не у всех из нас есть доступ к голливудским костюмерным.

— Что-нибудь короткое, в складку, с сандалиями из ремешков, — открывает ответный огонь Буквоедка, понимая, что она в майке лидера. — Уверена, Люси вам поможет. Я предлагаю, чтобы вы вместе отвечали за организацию стола с римскими пирогами.

— Не уверена, что это хорошая идея, — говорю я. Все смотрят на меня. — Может быть, я лучше подготовлю игру «Прицепи хвост Троянскому коню» [100] ?

— Не та эпоха, — отмахивается Буквоедка. — И почему вы не хотите заняться выпечкой с Робертом?

Она смотрит на меня, потом на Роберта Басса. Он неопределенно пожимает плечами.

— Вас смущает степень его энтузиазма? — напирает она. Я чуть не поперхнулась своим апельсиновым соком.

— Я тоже помогу вам, Люси! — говорит Знаменитый Папа. — Я — Спартак. — И он неподражаемо изображает Кирка Дугласа.

— Нет, я — Спартак, — возражает Роберт Басс.

Тут встревает Изобэль:

— Нет, я — Спартак! — И мы все начинаем смеяться.

Потом она неожиданно встает рядом со мной и вытягивает руку в указующем жесте. Мы смотрим на нее в благоговейном молчании.

— Идея! — возглашает она. — Вспомните «Очаровательные плиссе» [101] , великолепные гладиаторские сандалии Миу-Миу с бирюзовыми камешками, получится весталка.

— Подразумевается, что мы должны зарабатывать деньги, а не тратить их, — сурово припечатывает Роберт Басс.

— Я рада, что некоторые из вас проявили немного энтузиазма, — подводит итог Буквоедка. — Мы встретимся на игровой площадке в субботу рано утром с нашими вкладами в данную тему и, конечно же, все в костюмах.

Все смиренно кивают.

— Зачем ты делаешь столько тортов? — спрашивает Том поздно вечером в пятницу. — По одному за каждый бокал вина, выпитый тобой сегодня вечером?

— Мне нужен только один, но чтобы он был отменным, — говорю я, опускаясь на стул и заворачиваясь в его халат. — Сейчас мой статус как матери зависит только от него.

— Не смеши меня, Люси! Как может выпечка иметь какое-то отношение к твоим навыкам воспитания? Это совершенно нелогично. Ты ведешь себя, как твоя мать на Рождество.

— Это наследственное — кулинарная бездарность.

— Не могла бы ты попросить Мелководье сделать это вместо себя? В конце концов, вы могли бы распределить обязанности и сделать сладкий стол вместе.

— Ты должен прекратить называть его так.

— Хорошо, но вряд ли я смогу называть его Прирученным Неотразимцем. Или смогу? — Том дразнит меня. — Изобэль сообщила мне, как мамаши между собой его называют. Я думал, что выпечка — это по его части.

— Так и есть, в этом все дело, — взволнованно говорю я.

— Почему они такие плоские? — спрашивает он, нажимая на один из коржей, который тут же опадает еще сильнее. — Очень похоже на тарелки для стрельбы. — И после паузы он продолжает: — Почему бы тебе не прикинуться, что это римские диски?

Я смотрю на него с благоговением.

— Какая замечательная идея! — Я чуть не плачу от облегчения. Подхожу и крепко обнимаю его.

— Этот халат просто ужасен! — Он заключает меня в объятия. Мы молча склоняемся друг к другу. — С тобой все в порядке? — спрашивает Том. — Ты кажешься какой-то расстроенной последнее время, даже с учетом твоих нормативов. Ты терзаешься из-за Эммы? Или Кэти? Или Изобэль?

— Со мной все хорошо. Я думаю о лете и поездке в Италию.

— Библиотека будет идти полным ходом к тому времени, и я возьму приличный перерыв. Мы сможем снова обрести друг друга. Нам нужно только продержаться следующий месяц. Я иду спать. Я не говорил тебе, что следующую неделю я опять проведу в Милане?