Книга Похождения проклятых, страница 40 – Александр Трапезников

— Черчилля с Рузвельтом? — спросил Евгений.

— Нет. Матвей Иванович Кремль. С кликухой Монах.

— Это интересно, — промолвил Алексей. — Когда же его завербовали: до закрытия монастыря или после?

— Тут не указано.

— В любом случае он вполне мог иметь отношение к изъятию святых мощей. Тайно, чтобы не вызвать брожение в народе, — сказал я. — А его избиение на подворье — инсценировка. И мне теперь понятно, кто донес на Агафью Максимовну Сафонову, на их молитвенные собрания.

— Отправить в психушку свою любимую женщину, почти невесту? — возразила Маша. — Не слишком ли подло даже для того времени?

— А что в том, коли он уж Бога предал? — ответил я. — А может быть, он выторговал для нее послабление? Остальные ведь пошли в лагеря, а спецлечебница — это почти курорт. Вероятно также, что он просто хотел ей отомстить. Как и Василию Пантелеевичу Скатову. Я же говорил — скверный старикашка. Надо было ему этим посохом по башке треснуть.

Тут я вновь подумал о том, кто же меня самого огрел по голове в больнице, когда вырубили свет? Не этим ли посохом, в самом деле? И уж не Кремль ли действительно? Либо кто-то из преданных ему людей. Ольга Ухтомская, правнучка?

— Пошли к столу, перекусим, — сказал Евгений. — У меня найдется бутылочка отличного Леро Вье Миллинара.

— Ты погубишь русскую историю и историков, — слабо запротестовал я. — Вот после этого и говорят, что нация спивается.

Последние мои слова услышала Настя, которая вошла в комнату, чтобы звать к обеду.

— Вы, дядя Саша, не сопьетесь, — сказала юная волшебница. — Вы умрете в 2034 году в декабре месяце, в своей постели. Тихо уснете и больше не проснетесь. Я приготовила черепаховый суп, идемте.

— Черепашек в зоомагазине купила? — полюбопытствовала Маша. Она с Настей была хорошо знакома. Вместе ходили на клубные вечеринки.

— Из зоопарка украла, — ответила та.

— А умру-то я в одиночестве или кто-то стакан воды даст? — спросил я. Была у меня надежда, что Настя решит этот вопрос положительно.

— Стакан яда вам, дядя Саша, дадут, не волнуйтесь, — улыбнулась прорицательница. И добавила, кивнув в сторону Маши: — Вот эта и поднесет, как законная и любящая супруга.

И непонятно: шутила она сейчас или вещала то, что видела своим внутренним зрением…

2

Одна Светлана Ажисантова проживала неподалеку от Речного вокзала, но это оказалась маленькая девочка лет семи. Другая обитала на краю Москвы, в районе Конькова. Здесь нам встретилась совсем древняя старуха, к тому же глухонемая. Толку от нее было чуть, напрасно ездили. А третья Ажисантова, прописанная на улице Красной Сосны, вроде бы подходила по возрасту, но… скончалась три дня назад. Ее переехал грузовой автомобиль, так нам объяснили соседи. Кремация уже состоялась. Родителей у нее не было, родственников тоже. Жила одиноко, но весело. Чем занималась — неизвестно. Наверное, проституцией. Сейчас все шалавы.

— Поглядите, это не она? — спросил Алексей, доставая фотографию.

— Вроде, она, — ответили ему. — И вторую, худосочную, здесь видели. Эта как раз и занималась кремацией. Видно, тоже панельная, на пару работали.

Мы отошли и сели на лавочку, чтобы поразмыслить.

— Итак, — произнес я, — поиски зашли в тупик. Свидетели исчезают, как привидения. Свету Ажисантову убрали по классической схеме с грузовиком, это ясно. Но как удалось избежать той же участи Ольге Ухтомской? Да еще кремировать подругу?

— А может, после кремации ее и сцапали? — предположила Маша.

— Все может быть, — согласился Алексей. — Но сердце мне подсказывает, что она жива и где-то сама прячется. Где только?

— Ой! — воскликнула вдруг Маша, словно увидела ядовитую змею. Впрочем, так оно и оказалось на самом деле. К лавочке по траве ползла какая-то болотная гадюка. Или ужик, но тоже с некими подлыми намерениями. Я ткнул в змею посохом Василия Пантелеевича, и она зашуршала прочь.

— Привет из Кефалонии, — сказал я. — Змеи, Маша, тебя любят, чувствуют что-то родное, блестяще-гремучее, цианидастое. Неудивительно, что это именно ты поднесешь мне чашу с цикутой, как Сократу, холодным зимним вечером 2034 года.

— Размечтался! — усмехнулась она. — Не верь Насте, она сама мне признавалась, что все врет и выдумывает, просто иногда случайно попадает в цель. Процент вероятности таких попаданий у всех людей практически одинаков. Другое дело — суметь создать ажиотаж вокруг этого. На Вангу работало все болгарское КГБ. У Кашпировского и Чумака целый полк рекламщиков. А доктор Грабовский…

— Вот к доктору Грабовскому мы сейчас и едем, — сказал Алексей, взглянув на часы. — Яков нас ждет.

И мы отправились в некий Культурно-театральный центр имени Мейерхольда. Именно там современный кудесник и чародей давал сеанс магии.

— А чего мы вдруг в это болото тащимся? — спросила Маша, пока мы добирались на перекладных. — Ты же противник всех этих оккультных сборищ?

— Потому и надо взглянуть своими глазами, — ответил Алексей серьезно, насколько облукавились люди, как сильно подпали под власть сатанинских хитростей и ложных знамений. Печать с тремя шестерками на документы они уже приняли, скоро лоб или руку проштампуют; мировое правительство почти создали; истинное учение Христа повсеместно в забвении, вместо него — толерантность и глобализм; Отцы Церкви развратились миром; у простого народа — рана в голове от телевидения и массовой культуры, ум и воля парализованы; болезни, мор и войны не за горами, уже надвигаются. Все по Апокалипсису. Зверь из бездны готовится к прыжку. Тайна беззакония в действии. Скоро антихрист начнет творить еще большие чудеса, воскрешать мертвых. А доктор Грабовский — его маленький служка. Бесенок из преисподней.

Огромный плакат с этим бесенком висел прямо над главным входом в Культурно-театральный центр. Под ним нас и ждал Яков с букетом чайных роз. Как когда-то я — Машу возле ЗАГСа. Цветы предназначались именно ей.

— Спасибо, — недовольно сказала она, не зная, куда деть врученный ей букет.

— Выбросите в урну, — посоветовал Яков. — У вас это должно хорошо получиться.

— Да уж оставлю, — ответила Маша. — Кого еще ждем?

— Больше никого. Папа уже там, в первых рядах. У нас хорошие места, у самой сцены. Здесь сейчас собрались все сливки общества. Даже, говорят, три члена правительства, инкогнито.

— Им самим пора воскрешать мертвых, а уж представления они умеют устраивать не хуже Грабовского, — заметил я. — Те еще чародеи.

В большом круглом зале сцена находилась посередине, ряды поднимались в несколько ярусов, как в цирке. Были еще отдельные ложи вдоль стен. Мы заняли места около подиума. Народу набралось сотен шесть, не меньше. В помещении ярко горели люстры, громко звучала музыка Скрябина, кажется, его Девятая симфония, которую еще называют космической мистерией разрушения и гибели. Владимир Ильич, сидя рядом с нами, отбивал такт своими разномастными башмаками.