Книга Похождения проклятых, страница 46 – Александр Трапезников

Взяв трубку, я откликнулся в стиле Матвея Ивановича:

— Спасская башня на проводе, говорите.

После некоторого озадаченного молчания женский голос произнес:

— Мне нужна Маша, — и пару раз кашлянул. — Я туда попала?

Почему-то я сразу сообразил, что это Ольга Ухтомская. На меня внимательно смотрели две пары глаз, Алексея и Якова.

— Туда, — ответил я. Развернулся и вышел на кухню.

— Я по поводу сумочки, — продолжил голос. — Мне передали номер ее телефона. Можно с ней переговорить?

— Можно. Но я ее доверенное лицо. Личный юрист. О чем вы хотели ее спросить?

— Юрист? — наступила пауза. Я почувствовал колебания в ее голосе.

— Она сейчас отдыхает, — сказал я. — Говорите со мной. Вы Ольга Ухтомская?

— Да.

Опять пауза. Колебания достигли такой степени, что я испугался, не отключится ли она совсем?

— Нам надо встретиться, — торопливо сказал я. — Это в ваших интересах. И это не телефонный разговор, как вы сами понимаете.

— Конечно, — согласилась она. — Потому что не все вещи в сумочке оказались на месте.

— Пусть вас это не тревожит. Предмет, который мы оба имеем в виду, не пропал.

На кухню вошел Яков. Стал наливать воду в чайник.

— Где и когда? — коротко спросил я.

— У Матвея Ивановича, — ответила девушка.

— Это… неразумно, — я заметил, что Яков прислушивается к нашему разговору.

— Зато безопасно для меня.

— Как раз напротив. Насколько я в теме.

— А где вы предлагаете?

— Дайте подумать.

Меня смущал маячивший передо мной Яков. Он усмехнулся и спросил:

— Красивая пассия? Пусть подругу пригласит. Для меня. Устроим вечеринку.

Подруга уже на кладбище, — подумал я. — И, возможно, не без твоей помощи.

— Ладно, давайте у Матвея Ивановича, — вырвалось у меня, поскольку ничего лучшего не приходило на ум, к тому же я стал нервничать, — часа через полтора.

— Хорошо, — отозвалась Ольга Ухтомская, и связь прервалась.

— А я думал, что вы в Машу влюблены, — насмешливо произнес Яков. — А у вас с другими свидания…

— Думать — вредно, как учит Бахай-сингх. Спросите у своего отца, он подтвердит.

— А чья все-таки она невеста?

— Кто?

— Ну, Маша ваша. Папа говорил, что вы с ней в загс собирались.

— А вам дело есть? Какие реэмигранты пошли любопытные…

— Бросьте. Не пойму просто, как вы такую девушку упустили? И не боретесь. Типичная российская расхлябанность. В кармане дыра, через которую золотая монета проваливается, зато голова забита светлыми мыслями о спасении всего человечества.

— На все человечество мне начхать, — ответил я. Знал же, что он меня подзуживает, но ввязался в диалог.

— Будто?

— Будто. Потому что всего человечества нет, есть отдельные конкретные люди, которые мне дороги или нет. Одних я действительно готов защищать и спасать, а с другими — бороться.

— Не щадя живота своего, как на поле Куликовом? — он засмеялся и в который уже раз подмигнул: — Да вы сами не верите в то, что говорите. Это слова Алексея, а не ваши. А вот он взял да увел у вас девушку. А вы с носом остались. На поле, усеянном костями.

— А что это вы мне все время подмигиваете?

— Лицевой нерв застужен, тик. Холодно у вас в России. Совсем тут расхворался, — он кашлянул, но, кажется, нарочно.

— Лечитесь. Или уезжайте, — сказал я.

— Не могу. Еще не все выполнил.

— Много работы? Трудно, поди?

— Очень, — он поглядел на часы. — Однако мне пора. Чай пить не буду. У меня тоже свидание.

Яков пошел к двери, потом обернулся и добавил:

— А вы Машу-то все-таки не упускайте. Золотые монеты на дороге не валяются. А мысельки всякие — они ведь приходят и уходят, как муравьи, сыт ими не будешь, — и снова подмигнул мне.

Спустя некоторое время, когда я уже заварил целительный зеленый чай Тегуаньинь, на кухне появился Алексей.

— Не хотел вам мешать, — сказал он. — Чувствовал, у вас какой-то интересный разговор.

— Ничего существенного, — ответил я. — Зато звонила Ольга Ухтомская. Сама нарисовалась. Через час мы должны с ней встретиться в Кремле. То есть у Кремля. Ну, ты понял.

— Надо будить Машу.

— Пусть спит. Отправимся на встречу без нее. Еще неизвестно, что из всего этого выйдет. Нам лучше прийти пораньше, так что собирайся.

— А я готов. Чаю только попью.

Пока мы сидели за столом, выполз физик-ядерщик с бахаистским уклоном. Всем своим всклокоченным видом и застывшей в глазах думой он напоминал какого-то древнего философа после пира.

— Вот я уже четвертый год на паперти, — обратился он к Алексею, при церковных вратах, а к вере так и не пришел, почему? Напротив, то к кришнаитам загляну на огонек, то в Сторожевую башню к иеговистам, то Аум Сенрике подвернется под руку, теперь вот Бахай-сингх спать не дает спокойно, в башке сидит, как заноза.

— Ага, потому-то так и храпишь, — усмехнулся я.

— И все же. Ведь Бог един? Почему религий много?

— Бог триедин, — поправил Алексей. — Отец, Сын и Дух Святой, Животворящая Троица. Все остальное — от лукавого. Башни на песке извечного врага Господа, которые подобно Вавилону могут пасть в мгновение ока, стоит только дунуть как следует. И падают, но сатана тут же подсовывает новую игральную колоду карт, для искушения. Но выиграть у него в этот покер нельзя, даже не садись за стол. А гони шулера и обманщика прочь.

— Но ведь и в христианстве много течений-конфессий. Как тут разобраться? Вроде все они хороши. У православных — красочное благолепие, католики во время богослужения сидят, что весьма удобно, англикане независимы от папы, протестанты о материальном достатке заботятся…

— Есть такая современная притча, — ответил Алексей. — Звучит объясняюще. Когда Христа распяли, то с ним, в горе и страдании, до последней минуты оставались истинные верующие, которые до сих пор хранят Его Единую Апостольскую Соборную Церковь. Но некоторые устали ожидать, отошли в сторонку и сели на камни передохнуть. Как будущие католики. А первые протестанты и вовсе вернулись в Иерусалим и начали скупать дома с видом на Голгофу, чтобы брать потом за них арендную плату с паломников. Боялись опоздать. У них и сейчас считается, что если ты беден — значит, тебя Бог наказывает, а коли богат или провернул удачную сделку — то любимый сын Господа.

— Гм-м… Забавно. Ну а сам-то ты, праведник, как пришел к вере? — спросил Владимир Ильич, отпивая чай.