
Онлайн книга «Маринкина любовь»
Малыш снова расхохотался и пустил Соловьеву слюни на свитер. — Давай его мне, он сейчас еще плеваться в тебя будет! — забеспокоилась Маринка. — Что, в первый раз, думаешь, в меня плюют? Ерунда. Илюха, проплюйся хорошенько и скажи: Ди-ма. — Ми-ма, — вдруг раздалось в ответ звонкое пищание: — Ми-ма. — Димка, что происходит? — всплеснула руками Голубева. — Это, наверно, случайность… — Ни фига! Твой сын должен знать мое имя! — Ми-ма, ми-ма, — радостно повторял малыш, хлопая в ладоши. — Держи свое говорящее богатство! — Димка передал ребенка Маринке. — Мужика ему нормального рядом не хватает. Ты все с ним сюсюкаешь… Я пойду, пожалуй. А то Светка опять истерику устроит. — Иди. И не пей больше, пожалуйста! — Я постараюсь! На сей раз Димка сдержал свое слово. Через неделю к Маринке забежала Светка и похвасталась, что Димка в очередной раз «завязал» и даже устроился на работу электриком. Она грустно усмехнулась: электриком! Разве об этом он мечтал когда-то в школе? Тогда даже предположить такое было нереально… Сам Соловьев тоже иногда заходил к ней, веселый и трезвый, демонстрировал, что у него все хорошо. В выходные ходили гулять все вместе — Маринка с Ильей и Димка с семьей. Картина со стороны казалась почти идиллической, и каждый из участников ситуации себя тоже в этом убеждал, хотя внутри уже зрело опасное напряжение… У Маринки на самом деле от сердца отлегло, когда Димка немного взялся за ум. Она утешала себя тем, что если будет у него все хорошо, то и ей станет легче. Так до поры до времени и происходило. А вот со Светкой было что-то не так. В июле она ни с того ни с сего собрала вещи и вместе с Ленкой уехала к родственникам, куда-то на юг. Теперь Димка почти все вечера и дни, когда не работал, проводил у Маринки. По городку вновь поползли нехорошие слухи, но они оба не обращали на них ни малейшего внимания. Однажды вечером Димка примчался запыхавшийся, с круглыми глазами. — Что случилось? — забеспокоилась Маринка. — Наташка рожает! — Да ты что! — Голубева выронила из рук полотенце. — Не может быть! — Мне только что ее муж Серега из Москвы позвонил. Сказал, в роддом увезли! Я сразу к тебе и помчался. — Господи! — Маринка подошла к маленькой иконке, которая стояла у Илюшкиной кроватки, и заплакала. — Пусть только все будет хорошо! — Да не реви ты! Все рожают… Даже ты вот родила! Пошли скорее ко мне, будем звонка ждать. — Конечно, пошли! Ой, а Илюшку куда деть? — Старухе оставь! Скажи, обстоятельства чрезвычайные! Добрая Матвеевна, которая в мальчишке души не чаяла, посидеть согласилась, но на раскрасневшихся, взволнованных Димку с Маринкой посмотрела подозрительно. Она никогда не задавала вопросов, только иногда качала седой головой, наблюдая их совместные прогулки, да намекала, чтобы они осторожнее были. Мол, в городе уже всякое говорят… — Ты, Марина, только возвращайся не слишком поздно! А то вдруг я не услежу… Старая стала. — Конечно! Я ненадолго! Они с Соловьевым быстро вышли из дома. Маринку трясло от волнения. Она думала, что Димка в последние годы сильно охладел к сестре, а оказалось — совсем наоборот. В таких пограничных ситуациях и проявляются настоящие чувства. — Побежали, а! — сказал Соловьев взволнованно. — Вдруг уже все? — Побежали! Они взялись за руки и побежали, что было сил. У Маринки просто сердце из груди выскакивало. Однако уже около самого дома она вдруг резко остановилась, словно только теперь поняв, как все это должно выглядеть со стороны. — Но как же я к тебе зайду, если там Светкины родственники? — Никого там нет! — успокоил Димка. — Они на три дня в Москву уехали. Идем же скорее! В Светкиной квартире ощущение беспокойства Маринку не покидало. Кругом лежали вещи Димкиной жены и их ребенка. Но мысль о рожающей Наташке пересилила все остальное. Они вдвоем с Соловьевым сели у телефона и напряженно уставились на него, как будто от этой пластмассовой коробки с проводками сейчас зависела их судьба. Димка держал Маринку за руку, они оба дрожали. — Наташенька, милая! Все будет хорошо! — шептала Голубева. — Ты только тужься, тужься сильнее, все будет хорошо! — Маринка, я боюсь! — вдруг слабым голоском сказал Соловьев и побледнел. — Ты что, с ума сошел? Думай, думай о ней, посылай ей силы! Ей сейчас знаешь как поддержка нужна! — Буду, буду стараться! — Димка даже глаза закрыл от усердия. — Знаешь, я ведь сама боюсь, — прошептала ему Маринка, сжав руку. — Больше боюсь, чем когда сама рожала! — Ну почему же Серега не звонит? — взмолился Димка через час. — Вдруг там что-то случилось? Вдруг она не смогла? — Ничего не случилось! Просто не все так быстро! — Поскорей бы! — Димка начал нервно ходить по темной комнате взад-вперед. — Что ты шатаешься как привидение! — не выдержала Голубева. — Сядь, я тебя умоляю! — Выпить хочешь? — спросил вдруг Димка. — Нет!.. Хотя давай! Время быстрее пройдет. Соловьев быстро открыл какой-то ящик в стенке и достал бутылку: — Вот хранил. До какого-нибудь важного события. Армянский настоящий коньяк! Он разлил спиртное в стаканы, и они выпили. Было слышно, как Маринкины зубы стукнули о краешек стакана. — Ну чего же он не звонит? Скорей бы! — Уже два с половиной часа! — тихо сказал Димка. — Слушай, давай споем что-нибудь, чтобы не так трудно ждать было! — Ты что, захмелел? — Нет! Просто помогает. Я сейчас гитару возьму… — Ладно, давай! Что петь? — Не знаю… — Миленький ты мой, возьми меня с собой! — низким грудным голосом завела Маринка. Димка бренчал на гитаре и тихонько подвывал, не попадая в ноты. Спели про миленького, про огни на улицах Саратова, про разлуку… Выпили еще коньяка и спели про белые розы и старую мельницу. И тут зазвонил телефон — как будто гром грянул! — Я боюсь! — прошептал Димка и посмотрел на Маринку вытаращенными глазами. — Бери скорее, чудо гороховое! — Але… — как-то очень тихо, срывающимся голосом сказал Димка и тут же изменился в лице: — Ура, Серега! Девочка! Юлька! Он бросил трубку, продолжая выкрикивать что-то радостное, подхватил Маринку на руки и закружил по комнате. — Юль-ка, Юль-ка! — орали они хором и целовались. В какой-то момент Маринка поймала себя на том, что они с Димкой уже ничего больше не кричат, а только страстно целуются у окна. Она вздрогнула и отстранилась: |