Книга Среди самцов, страница 19 – Фиона Уокер

— В галерее? Черта с два! Разве что на автостоянке рядом…

Стэн за неимением аргументов огрел коллегу по голове рулевым колесом от «Мини-Купера», которое выдрал из чрева своей композиции. В отместку Морис окатил его из банки лаком для пола, так что буйная шевелюра Стэна стал а на глазах затвердевать, превращаясь в подобие застывшей вулканической лавы. Неизвестно, чем закончилась бы потасовка, если бы не появилась Одетта и не потребовала немедленно прекратить безобразие. При этом она, отчаянно жестикулируя, расхаживала по не просохшему еще полу. В результате лаковое покрытие было испорчено: она так истыкала его своими острыми каблуками, что оно стало напоминать кожу человека, перенесшего оспу.

Драться молодые люди, конечно, прекратили, но продолжать работу отказались. Морис сослался на головную боль — у него на затылке красовалась шишка, Стэн же мотивировал это тем, что ему необходимо срочно сходить в парикмахерскую. По этой причине завершающие штрихи в оформлении интерьера так и остались незавершенными, а картины Стэна, которые намеревались развесить в фойе и баре, так и не были развешаны.

Ферди выходить из кабинета отнюдь не торопился; было, однако, замечено, что в ящике со «Столичной» недостает двух бутылок. Чтобы связать эти два события воедино, особой прозорливости не требовалось.

Громоздившиеся одна на другую неприятности не могли не сказаться на состоянии Одетты: она как никогда близка была к нервному срыву. Если бы не выдержка и профессиональная компетентность Саскии, которая многое улаживала по ходу дела, хозяйка «РО» наверняка бы вспылила и начала швыряться в нерадивых работников стульями.

Одетта впервые за день рассмеялась, когда увидела вернувшегося из парикмахерской Стэна. Голова у него была выбрита начисто, до блеска, как у ярого апологета культа Харе Кришна. Впрочем, Стэн не только побрил себе голову, но и принес в клюве кое-какую добычу — в частности, пятьдесят стеклянных пепельниц с отпечатанными на донышке картинками из серии «Жизнь Христа».

— Купил на распродаже в церковной лавке в Далстоне, — сказал он. — Они по тематике очень подходят к моему оформлению. Ну а поскольку деньги у меня еще оставались, я решил приобрести вот это…

Стэн предложил вниманию Одетты длинный, шитый золотом ярко-зеленый балахон и высокий головной убор, напоминавший митру епископа.

— Как тебе это, а? — спросил он. — Облачение друидического жреца. Какая-то секта из Уэльса заказала. Правда, секта вскоре распалась, за заказом никто не пришел, и владельцы лавки продали мне этот костюмчик буквально за бесценок. Я к тому клоню, что в этот балахон можно было бы обрядить твоего метрдотеля. Кстати, если он так и не объявится, его роль мог бы исполнить я.

— Какой же ты все-таки душка, Стэн, — сказала Одетта, которая от такого проявления заботы едва не прослезилась. — Я всегда знала, что на тебя можно положиться.

Стэн расплылся в улыбке.

— По крайней мере, эта митра прикроет замшу у меня на башке.

— Это не замша, — произнесла Одетта, нежно поглаживая приятеля по гладко выбритой голове, — это, поверь мне, самый настоящий атлас.

— Ладно, заканчивай меня гладить, а то весь оставшийся лак с башки сотрешь, — пробормотал Стен.

В коридоре послышался звучный, хорошо знакомый Одетте голос.

— А вот и я! Эй, Одетта, где ты там?

— Джун! Наконец-то! — Одетта с облегчением вздохнула и поспешила навстречу подруге. — Я, признаться, стала уже подумывать, что ты не приедешь. Между прочим, с твоим появлением у меня стало сразу два метрдотеля. Вернее, одна митра плюс один корсет.

— О чем это ты толкуешь? — спросила Джун, которая, как только приехала, сразу приступила к работе и стала доставать из ящика сложенные стопкой новенькие скатерти. — Острить пытаешься? Зря, лучше займись делом. У тебя когда обед-то? Сегодня?

Светловолосая, энергичная Джун, затянутая в тесное платье, как в перчатку, была воплощением уверенности, которой так не хватало Одетте.

— Сегодня вечером. Ровно в восемь. — Одетта мельком глянула на часы и поняла, что времени остается в обрез.

Джун с сомнением оглядела обеденный зал.

— Я велела Джею прихватить с собой самых зубастых журналюг. Надо же сфотографировать знаменитостей, которые здесь соберутся.

У Джея имелись обширные знакомства среди папарацци, у которых была одна крайне неприятная привычка. Все они, будучи приглашенными на вечер, пили, как заключенные в день выхода на свободу.

— Да, сегодня знаменитостей здесь будет хоть отбавляй, — с уверенностью сказала Одетта, чувствуя, как при мысли об этом у нее начинает подниматься настроение.

Саския ее уверенности не разделяла. Она только что переговорила по телефону со своей приятельницей Фебой Фредерикс — журналисткой, которую друзья звали просто Фредди. Эта самая Фредди, знавшая половину Лондона, сказала ей буквально следующее:

— Боюсь, я не смогу сегодня приехать на открытие «РО». Джимми, брат Феликса, пригласил всех нас на обед. Похоже, хочет сообщить что-то очень важное, так что отказаться нет никакой возможности.

Жених Фебы, журналист и литератор Феликс Сильвиан, был чрезвычайно привлекательным светским молодым человеком, которого приглашали на самые престижные лондонские тусовки, так что в смысле знакомств он ничуть не уступал своей невесте. Саския хорошо знала Феликса и его брага Мунго, но их старшего брата Джимми никогда не видела. Поэтому она не удержалась и спросила:

— А Джимми — он какой?

— Само очарование, — ответила Феба. — Кстати, ты в курсе, что сегодня юбилей «Клиники», на котором собирается блеснуть своими талантами Флориан Этуаль? Там будет весь Лондон.

— Но ведь «Клиника» — один из ресторанов Калума Форрестера! — воскликнула Саския, которая была напрочь сражена этим известием. — Одетта дожидается Калума здесь, в «РО».

— Успокойся, Калум — это такой тип, который ухитряется бывать в десяти местах одновременно. Так что в «РО» он тоже почти наверняка заглянет. Хотя, конечно, совпадение любопытное, — сказала Феба и стала прощаться: — Извини, мне пора собираться. Постараюсь все-таки — пусть и поздно вечером — к вам выбраться. Если нет, встретимся на примерке в ателье в пятницу.

— Можно я пойду в сортир и переоденусь? — спросила Джун. — Я, знаешь ли, захватила с собой чрезвычайно сексуальное платьице.

— В сортире все еще орудуют сантехники. Так что переоденься у меня в кабинете, — сказала Одетта.

Джун вернулась меньше чем через минуту.

— Похоже, там у тебя… хм… кто-то отошел в лучший мир. Лежит, не двигается, не дышит. Короче, мертвяк мертвяком.

— Господи, это же Ферди!

Одетта влетела в новехонький, с иголочки кабинет, где пахло деревом и свежей краской. «Восходящая звезда британской кулинарии» распластался на ковре лицом вниз и в полном соответствии с тем, что сказала Джун, не двигался и не дышал. Вернее, почти не дышал, поскольку не умер, а был мертвецки пьян, о чем свидетельствовали стоявшие на столе рядом с компьютером две бутылки от «Столичной»: одна совершенно пустая, а в другой что-то еще плескалось.