Книга Мой суженый, мой ряженый, страница 37 – Татьяна Бочарова

— Ну-ка. — Он коснулся холодными губами ее лба. — Да ты как кипяток!

— Ума не приложу, где я могла подцепить эту заразу, — хрипло проговорила Женя. — Два часа назад я была совершенно здорова.

— А теперь больна. И она еще печалится о компьютере! — Он осторожно вел ее под руку к подъезду.

Повернулся ключ в замке, скрипнула дверь.

«Сейчас появится Зинаида, — обреченно подумала Женя. — И спросит что-нибудь этакое. Например, пользуюсь ли я шампунем от перхоти?»

Однако прихожая оказалась пуста. Женькина мать куда-то делась или сидела у себя. Женька снял с Жени пальто, затем, усадив на банкетку, аккуратно стянул с нее сапоги — и, доведя до комнаты, уложил на тахту. Потом принес градусник.

— Меряй десять минут.

— Хватит и пяти, — мрачно пошутила Женя.

Она явственно ощущала, что температура будет приличная. Так и вышло. Столбик за короткое время взмыл до отметки тридцать восемь и восемь.

— Горло покажи, — скомандовал Женька.

Женя послушно раскрыла рот. Он сунул туда чайную ложечку, глянул, прищурившись.

— Красное, но без налетов. Значит, не ангина.

— Ты, часом, мединститут не заканчивал? Профессор кислых щей! — Она улыбнулась, хотя на глаза от слабости наворачивались слезы.

Женька на насмешку никак не отреагировал.

— Лежи, я чайник поставлю. Выпьешь чаю с медом, жар спадет понемногу. — Он вытащил из-под нее плед, накрыл ее им, а сверху накинул покрывало с кресла.

Жене, однако, все равно было холодно. У нее зуб на зуб не попадал. Она лежала, прикрыв глаза, и слушала, как Женька в кухне гремит посудой. Вскоре он пришел и принес кружку с чаем и блюдечко с желтоватым, густым медом.

— Пей.

Она так ослабла, что ему пришлось поить ее с ложечки. После меда захотелось спать. Женя отвернулась к стенке и провалилась в черную пропасть. Там ее тут же принялись терзать какие-то ужасные и злобные чудовища. Она отбивалась от них, как могла, но их было слишком много, целое полчище. Женя жалобно вскрикнула и открыла глаза.

Женька сидел на стуле, подставив его почти вплотную к тахте, и смотрел на нее с тревогой.

— Кажется, ты бредишь. Может «скорую» вызвать?

— Не надо, — шепотом проговорила Женя. — Пройдет. У вас есть аспирин?

— Есть.

— Принеси.

Он кивнул и поспешно вышел. Потом вернулся с таблеткой и стаканом воды. Женя растворила аспирин и выпила шипучий напиток. Через полчаса температура стала падать. Лоб у Жени взмок, ее одолела страшная слабость, но ломота в суставах прошла. Она снова уснула, на это раз спокойно, без видений и кошмаров.

Разбудил ее пронзительный крик. Женя резко села на тахте, испуганно тараща глаза в поисках Женьки. Она обнаружила его у окна, он стоял и спокойно глядел на нее. Крик повторился.

— Что это? — вконец осипшим голосом спросила Женя.

Не успел Женька ничего произнести в ответ, как дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалилась растрепанная Зинаида, лицо ее было искажено нечеловеческим страданием.

— А-а! Умираю! — она с маху рухнула на пол, как подкошенная, плечи ее дергались.

— Что… что с ней? — в ужасе проговорила Женя, невольно прижимаясь к стенке.

— Ничего. — Женька, не спеша, отделился от окна и, приблизившись к матери, опустился перед ней на корточки. — Показывай, что там у тебя? — Голос его звучал совершенно невозмутимо, без тени тревоги, но в то же время в нем не было обычного металла, как всегда, когда он общался с Зинаидой.

Та, подвывая и всхлипывая, сунула ему в лицо указательный палец. На самом кончике алела капелька крови.

— Уколо-олась! Иго-олкой!

Женя нервно хихикнула и тут же испуганно прикрыла рот ладонью, но Женька даже не посмотрел в ее сторону. Он привычно и ловко подхватил Зинаиду за оплывшую талию и, подняв, усадил в кресло.

— Не плачь, сейчас все пройдет.

Она, как по команде, тут же умолкла и лишь громко сопела, жалобно глядя на сына полными слез глазами.

— Последи за ней, — велел Женька, — я сейчас.

Та кивнула, косясь на Зинаиду с опаской. Он принес из аптечки пузырек с йодом и вату, аккуратно и тщательно смазал ранку.

— Ну что, легче? — Тон у него сделался совсем неузнаваемым, мягким и даже ласковым.

— Легче, — согласилась Зинаида и тут же потребовала: — Теперь забинтуй!

Женька покладисто сгонял в кухню еще раз, притащил стерильный бинт и в несколько слоев обмотал злополучный палец.

— Все. Теперь иди и поспи. А проснешься, будешь чай пить, с пряниками. — Он увел мать в ее комнату и долго не возвращался.

Женя продолжала сидеть на тахте, закутавшись в плед. Ей отчего-то сделалось невероятно тоскливо, так тоскливо, что она тихо расплакалась. Это чужой дом. Чужой! Он существовал до нее, существует и сейчас. Женька и его мать — одна семья, сколько бы он ни орал на нее, ни угрожал расправой, на самом деле он ее любит. Он не бросил ее, как бросила Женя свою мать одну в пустой квартире, он вообще ничего не бросил, продолжает жить так, как привык, как ему удобно. Жалеет Зинаиду за уколотый иголкой палец, а ее без угрызений совести заставил тащиться с температурой через весь город! Да ему просто плевать на нее, что бы он там ни говорил!

В коридоре послышались шаги. Она поспешно вытерла слезы. Женька вошел в комнату и подсел к ней на тахту. Выражение лица его было угрюмым и усталым.

— Часто она так? — осторожно спросила Женя.

— Часто. У нее болевой порог снижен. Ей простой порез кажется почти полостной операцией. Это правда так, она не притворяется, мне врачи говорили.

— Женька, она что, совсем сумасшедшая?

Он вздохнул и придвинулся поближе к ее ногам.

— Не совсем. Вернее, она вообще не сумасшедшая. У нее тяжелая форма диабета. Ну и… всякие там осложнения. Это долгая история, нечего тебе ее пересказывать. — Женька махнул рукой. — Лучше скажи, как ты? Тебе лучше?

— Мне-то лучше, — сухо и недовольно проговорила Женя. — Но, вообще-то, мне все это надоело.

— Надоело что? — он взглянул на нее непонимающе.

— Все! — повторила она и, отвернувшись от него, уставилась в стену.

— Ты мать имеешь в виду?

— Я тебя имею в виду! Ты… ты достал меня!

— Чем я тебя достал?

— Своей ортодоксальностью! Своей глупой таинственностью! Ты не живешь по нормальным человеческим законам и хочешь, чтобы я тоже не жила вместе с тобой! Вечно говоришь загадками, ни о чем никогда не рассказываешь! Ни о чем и никогда! Стоит мне хоть чем-то поинтересоваться, ты отвечаешь, что это долгая история, и уходишь от ответа. Как я могу после этого общаться с тобой — и вообще тебе верить? А — главное… — Женя обернулась и посмотрела на Женьку в упор мокрыми, воспаленными глазами. — Главное, почему бы сегодня было не отпустить меня домой?