Книга У кого как…, страница 56 – Жанна Корсунская

Не вспоминайте вновь про Ленинград,

Он превратился в муки ожиданья.

Ты любишь этот город на Неве,

А мне из-за него одни страданья.

Ему было тогда всего десять лет... Прошли годы, и вот с дипломом об окончании никому не нужного философского факультета я пересекла границу Израиля и спустилась по трапу в душную палестинскую ночь. Брат ждал меня около справочного бюро. У нас был с детства такой уговор: на всю жизнь, для всех вокзалов и аэропортов мира — встречаться около справочного бюро. Дым наших сигарет соединился в единое облако, запутался между жесткими пальмовыми листьями, а через два года я впервые курила около белого надгробного камня с розовой глиняной гитарой.

«Время — машина смерти.

Время — машина любви».

У меня часто звучат в голове строки его стихов...

Год назад Ринат разошлась с мужем — венгром. Сестра познакомилась с ним в Будапеште на блошином рынке, где торговала советскими елочными игрушками. В те времена она делала по десять челночных рейсов в год.

При разводе сестра отсудила у венгра дом и что-то еще, продала все это, сняла небольшую квартирку в тихом пригороде Будапешта и открыла ночной клуб. Я приехала к Ринат две недели назад.

Мы гуляли по новогодним проспектам, чуть припудренным снегом, рассматривали огромные корзины с рождественскими подарками, говорили о чем-то, но были бесконечно далеки друг от друга, словно я не улетала из Иерусалима в Будапешт. И вдруг сестра сказала:

— Знаю, никогда не смогу заменить тебе брата, но ведь я тоже родной человек и очень тебя люблю. — В глазах ее сверкнули слезы (или огни новогодней иллюминации?).

— Почему ты говоришь мне это?

— У тебя такой потерянный, несчастный вид... Хочу помочь, но не знаю как...

— Несчастный вид? Может быть... Видишь в витрине серебристый игрушечный самолет?

— Да.

— Загляни в иллюминаторы. На креслах сидят люди, а стюардесса предлагает им вишневый сок.

— — Да, действительно, все — как настоящее.

— Мы мечтали с братом сделать такой же, но это было невозможно. У нас в магазинах игрушек продавались лишь самолеты с нарисованными иллюминаторами.

— — Потому вы стали делать кораблики с человечками?

— Ты помнишь?!

— Да... Вы всегда хотели куда-нибудь уехать, улететь, будто вам было плохо дома.

— Мы мечтали о невероятных, фантастических местах!

— Пока не выросли и не поняли, что хорошо там, где вас нет.

— Наоборот, где мы есть. Лучше там, где мы есть вместе! То есть были...

— Подарить тебе этот самолет?

— Нет! Он дорого стоит!

— Глупости! Я очень хочу сделать тебе подарок к Рождеству. Думала купить кулончик на золотой цепочке или перстень, но ты равнодушна к украшениям.

Ринат исчезла в игрушечном магазине, а я осталась возле стеклянной витрины. Брат говорил мне однажды, что когда-нибудь в моей жизни появится человек, который будет счастлив исполнить мои желания. Я могла подумать о ком угодно, но только не о сестре...

Она вышла через несколько минут с большой коробкой, перевязанной двумя лентами — розовой и голубой, Глаза ее лучились сумасшествием, слова сыпались восторженной скороговоркой:

— Продавщица спрашивает меня: «Вы для кого покупаете — для мальчика или девочки?» Отвечаю: «Для девочки». Она перевязала коробку розовой лентой. Тогда я сказала, что девочка любит голубой цвет, и мне добавили вторую ленту.

Я почувствовала, как Ринат одинока, — ведь, наверное, впервые за свою взрослую жизнь она что-то купила в магазине игрушек. Сердце мое наполнилось жалостью. Оно словно напоминало о несправедливости. Детские впечатления довлели надо мной все эти годы, затмевая собой настоящую Ринат.

Вечер мы провели в кафе. Впервые я была искренна с сестрой, потому что искренность — самая большая плата за доброту. Постепенно открывала ей себя. Чувствовала — сестра нуждается в этом, как в чем-то очень целебном. Видела, как Ринат пытается понять меня, постичь непостижимое.

Рассуждения в данном случае бесполезны, и я приводила примеры из жизни:

— Мы познакомились с Рафи в бассейне. Через полчаса нашей беседы он включил телефон и заказал билет в Италию.

— Зачем?

— Венеция — самое романтическое место в мире. Я объяснила Рафи, что готова составить ему компанию на несколько дней, но о сексе не может быть и речи.

— Вот глупая! Он, конечно, сразу передумал и отменил заказ.

— Нет, наоборот — в Венеции Рафи снял два отдельных номера на разных этажах.

— Хорошо же ты его закрутила!

— Я никого не крутила, Ринат. Не умею крутить, да не хочу!

— Но ведь в тебя влюбился миллионер! Неужели ты не понимала, какие возможности открываются благодаря этому?

— Если действительно хочешь понять меня, не оценивай ситуации, не ставь себя на мое место, а просто слушай и воспринимай как есть. Мне трудно объяснить тебе, но я хочу это сделать... Может быть, впервые в жизни.

Видела, как сестра поборола обиду, словно проглотила разом кусочки сухаря. Я искала нечто очень образное:

— В Иерусалиме есть подземный туннель, его сделали древние ессеи за три тысячи пятьсот лет до того, как царь Давид захватил город и обратил его в иудейство. Через туннель в Иерусалим поступала вода из подземного источника, который находился за стенами города. Спустя восемьсот лет Израильское царство было разрушено ассирийцами, та же участь, несомненно, ожидала Иудею. Царь Хискиягу, который правил в то время, воплотил в жизнь три проекта по укреплению столицы Иудеи — Иерусалима. Одним из проектов было расширение туннеля. В семьсот первом году до нашей эры его начали пробивать двумя группами. Первая группа продолжала пробивать старый ход, а вторая пошла с обратной стороны горы. В какой-то момент евреи должны были встретиться... В скале, в кромешной тьме...

— Встретились?

— Конечно. Через четыре года.

— Наверное, они были хорошие математики.

— Математики?.. Может быть, но я больше верю в иррациональное начало их успеха. От их встречи зависела жизнь людей, дальнейшее существование святого Иерусалима. По-моему, они не могли не встретиться... Стояли по колено в воде, дробили каменные глыбы, молились Богу и верили. Верили... И вдруг услышали стук и голоса друг друга.

— Может, это красивая сказка?

— Нет, в конце девятнадцатого века, в тысяча восемьсот восьмидесятом году, турки нашли в туннеле каменный щит. На нем все это записано.

— Ты читала?

— Да. Щит хранится сейчас в Стамбуле в национальном музее.