Онлайн книга «Курорт»
|
Ее поражение было сокрушительным. Она его вообще не интересовала. И с чего бы? Ты просто дура, Хилари! Очнись! Только вчера она лежала здесь и слушала, как женщины, молодые и не очень, шепчутся, обсуждая волосы Шона, его мускулы, его член. Каждая женщина у бассейна хотела ее мужика, и вот она сама лелеет те же фантазии о мальчике. Возможно, виноваты солнце или сегодняшняя утренняя ссора, хотя в любом случае это было безумие. Перед ней сидел мальчишка. Любопытный подросток, которому хотелось узнать побольше о ее методике – и все. – М-м-м. Это называется классический ян. Она сознательно говорила как училка. Да и как она себе это вообще представляла? Заманить его в номер, пока Шон будет спать? Или пнуть мужа и сказать: «Сделай одолжение, свали погулять, хорошо? Я тут собираюсь трахнуть этого мальчишечку». Она сделал глубокий вдох, успокаиваясь. – Это форма тай-чи. Тай-чи-чуань, если быть точнее. Паренек смущенно кивнул. Он был просто прелесть. Хилари чувствовала себя ужасно, страстно желая поцеловать его и в то же время понимая, что это… неправильно. – А можно… Ну, этому вообще, наверное, нельзя научиться, да? Она почувствовала огромное облегчение. Усилием воли она оторвалась от фантазий в духе журнала «Джеки» и увидела впереди сияющие дали. Она поможет этому парнишке. – Научиться? Конечно же, этому можно научиться! – засмеялась она. Он смотрел ей прямо в рот и улыбался вместе с ней. – А как, по-твоему, люди вроде меня к этому пришли? Он улыбнулся и пожал плечами. – А вы бы могли – черт, вы же в отпуске. Извините. – Что? Он порывисто вздохнул. – А можно просто посмотреть? Вы скажите, если нельзя. Но мне очень понравилось то, что вы делали утром. Если бы я мог просто смотреть, то, наверное, что-нибудь ухватил из этого. Она нашла его руку и сжала ее, проникновенно улыбнувшись. – Я бы очень хотела показать тебе. Он засиял. – Правда? – Правда Искусство существует для стольких людей, сколько захочет его изучать. Он с серьезным видом кивнул. – Но это дисциплина. Ты должен будешь смотреть, слушать и учиться с самых азов. Это нелегко. И тебе нужно будет рано вставать. – И насколько рано? – В семь. Когда солнце покажется из-за этих гор. Она указала на размытые очертания гор, чувствуя себя киношным сэнсэем. Мальчик пружиняще вскочил на ноги. – Я поставлю будильник! Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и ушел. Хилари смотрела ему вслед. Она даже не спросила, как его зовут. – Думаешь, мы когда-нибудь еще увидим этих двоих? – Они должны вернуться хотя бы трусы переодеть. – Похоже на то, что они уже здесь побывали. Думаешь, они оставили бы записку, а? – М-м-м. – Вот ублюдки, да? В первую же ночь отоварились. – Ну и ладно. Хоть заткнутся. – И тебе не обидно? – Да нет, не особенно. Если такое происходит и все нормально, тогда это круто. Но я не буду считать отпуск дерьмовым, если никого не склею. – Офигеть! Но я-то буду! Это будет катастрофа! Если я не трахнусь здесь, то я, наверное, никогда не трахнусь. – Найдешь кого-нибудь. – Точно! – Ты обязательно познакомишься с кем-нибудь. Ты ведь у нас огромная личность! Он ухмыльнулся своему толстому дружку и увернулся от брошенной в него подушки. – Ну что за пара нытиков, а? – За себя говори. – Пастернак скосил глаза, сдвинул свои могучие сиськи и пропищал им: – Что за пара нытиков, а? Мэтт встал с кровати. – Пойду-ка я в душ. – Ты из него не вылезаешь, юный Мэттью. – Чтобы белье не пачкать. В такую жару я ужасно потею. – Вонючая жара, да? – Это точно. – А знаешь, почему ванна полезнее душа? – Нет, Пасти. Почему? – Душ вреден для яиц, – уверенно изрек Пастернак. Мэтт рассмеялся: – Чего? – Серьезно! От этого страдают твои яйца. Сам прикинь. В душе ты стоишь, и им приходится висеть, да? Но ты еще их мылом наяриваешь. Ты обращаешься с ними гораздо грубее, чем они требуют. Мэтт почесал в затылке. – Ты прав, Пасти, старина. Пастернак удовлетворенно кивнул. – Тебя еще учить и учить. Она окунулась в роскошный, изысканный ритуал фламенко, пританцовывая и двигая сладострастно кистями рук, бедрами, ягодицами. Сам танец – действо и сюжет – имел много общего с ее тай-чи, хотя они преследовали радикально противоположные цели: один – спокойное самовыражение, а другой – выход страсти. Лидерство мужчины здесь было коротким и ярким, он полностью отдавался во власть своей сексуальной энергии, вращая бедрами и синкопируя задницей к восторгу подвыпивших клиенток ресторана. Его партнерши, плохие и хорошие, трясли своими внушительными бюстами, прищелкивали каблуками, откидывали назад иссиня-черные гривы, разыгрывая под музыку необузданную драму. Шон понятия не имел о настроении Хилари. Он заказал кальмара и здорово обломался, когда его принесли не нарезанным кольцами, а практически целиком, с щупальцами. Теперь Шон просто отщипывал аккуратные кусочки и потихоньку бросал тощим кошкам, гуляющим по пляжу. Хотя Хилари была поглощена романтикой представления, она чувствовала присутствие мужа. Он подолгу хлопал, чтобы показать свою заинтересованность и восхищение. Ей так хотелось найти в нем что-нибудь хорошее, но он был просто клоуном, за которым она была замужем. Если он еще раз крикнет «Ole!» или «Bravo!», она встанет и уйдет. Когда танец закончился и танцоры вышли за своими аплодисментами, для нее было огромным облегчением, что Шон не устроил стоячую овацию. Он налил ей вина в бокал и нежно взял ее за руку. Секунду она смотрела в скатерть, затем попыталась взбодриться. Не получилось. Это было как-то неестественно, вся эта игра в любовников. Ее маленькая рука налилась тяжестью в его ладони, но она кое-как выдавила улыбку. Шон поцеловал ее палец и заглянул в глаза. – Эй, больше никаких споров. – Никаких. Ей так этого хотелось. И так же безнадежно хотелось снова стать двадцатилетней. Он продолжал пристально смотреть на нее. Хоть бы он перестал! – Завтра у нас будет чудесный день в горах. Только ты и я. Она кивнула. За столиком справа от нее сидела пожилая пара. Они едва обменялись парой слов за весь вечер, кроме обсуждения меню. Казалось, фламенко вытянул из них все силы, и теперь они сидели в полном молчании, избегая смотреть в глаза друг другу. Хилари чувствовала себя опустошенной. Она заставила себя посмотреть на Шона, продолжая катать мизинцем по столу хлебные крошки. |