Книга В глубине стекла, страница 62 – Елена Искра

Светка обалдело захлопала глазами.

— Ну это… Олег твой… Мне Татьяна сейчас рассказывала, их Тамара собирала. Представляешь, у него с ученицей, с десятиклассницей, это, ну любовь-морковь, в общем.

— С какой десятиклассницей? У кого? — Ольга продолжала крепко сжимать Светкину руку.

— У кого, у кого? Да у Олега, у кого же! Да пусти ты руку, больно! — Светка, поморщившись, выдернула свою руку из сведённых пальцев Ольги и даже потёрла запястье. — Больно же! А десятиклассница, не помню точно, Малышова, Малышкина? А! Малышева!

— Какая «любовь-морковь»? Что ты мелешь? — почти кричала Ольга, чувствуя, как часто-часто бьётся её сердце.

— Какая, какая? Обнакновенная! — специально исковеркала слово Светка. — Вот такая, самая обнакновенная. Их в пятницу, ну когда концерт был, за сценой застукали. Целовались они там, а может, и ещё что…

— Неправда!

— Правда! Правда! Татьяну спроси! Да он и сам сознался: «Может, это любовь…» — говорит.

— Где говорит?

— У Тамары собрание сегодня было. А ты не знаешь?! Что же он тебе ничего не сказал? Стыдно, наверное. Там, на собрании, Олега и разбирали. А он возьми и заяви, что он и с тобой, и десятиклассницей этой…

— Он что, и обо мне говорил?

— Ага, хотя его, вроде, о тебе никто не спрашивал.

— Неправда! — Ольга, широко распахнув глаза, смотрела на Светку. — Неправда!

— Не хочешь, не верь. Поди, Татьяну спроси, она сама там была.

Бросив всё как есть, Ольга рванулась в кабинет к Татьяне. Та ещё не ушла, но уже надела сапоги и накидывала дублёнку.

— Таня, это правда? — спросила Ольга с порога, словно камень швырнула, а сама жадно вглядывалась в лицо Татьяны, стараясь уловить хоть что-то, благодаря чему можно будет не верить во всё, что она услыхала и ещё услышит.

— Что? — Татьяна удивлённо вскинула брови, но глаза смотрели без удивления, словно Ольгу она ждала, да и вопрос её тоже. — Что правда?

— Про Олега… Таня, я тебя очень прошу, расскажи всё толком, мне очень нужно.

— Ну-у-у-у.

— Таня, я тебя прошу, не надо. Что там случилось?

— Да где?

— На концерте… И сегодня.

— Что случилось, что случилось? — Татьяна, не снимая дублёнки, села за стол. — В пятницу, во время концерта, я за сцену пошла. Концерт уже заканчивался, последний номер начался, тот, что Олег готовил, вот я и думала покурить там втихаря. Захожу. Батюшки! Твой Олег зажал в углу девчонку из десятого и целуются они, да так, что даже меня не заметили. Нацеловались, и девица на сцену побежала, а Олег меня увидал, замялся, буркнул что-то невразумительное и ушёл. Я бы, может, и не сказала ничего, всяко бывает, а уж учитель с ученицей… Бог с ними, пускай жизни радуются, если по обоюдному согласию… Вот, но в понедельник меня Тамара вызывает, начинает про платные занятия… «Я, говорит, не против, чтобы учителя подработали, да и детям польза, вот только Олег Дмитриевич говорит, что вы на эти занятия своих учеников ходить, ну прямо принуждаете». «Кому говорит? — спрашиваю. — Вам?» «Не мне лично, но многим, многим», — отвечает. «Что вы, — говорю ей, — у меня ходят только те, кому это нужно, кто сам хочет». И такое меня зло взяло на него: «Тоже, — думаю, — борец за нравственность… Тебе, вон, голову крутит… Ладно, ладно, об этом все давно знают, уже и сплетничать неинтересно стало. Вот и тебе, говорю, голову крутит, и других не пропускает, и ещё мораль нам начитывает… Вот я Тамаре про случай в пятницу и выложила. «Чем, — говорю, — другим морали читать, ему бы сначала на себя посмотреть». Она разволновалась, разохалась: «Как же так! Как он может! Не дай Бог, это всё выплывет! А родители! Это же — скандал! Надо с ним поговорить, образумить!» Вызвала его сегодня к себе после уроков, там ещё несколько человек было… Стали его расспрашивать, стыдить… А он и не отрицал ничего. Ещё и о тебе сказал зачем-то, хотя его никто и не спрашивал. Говорит: «Это моё личное дело…» Ему объясняют, что нельзя так, а он: «Может это — любовь!» В общем, слушать не стал, психанул и ушёл.

— Его что, увольняют?

— Нет, об этом речи не было, если только он сам… Постой, он что, не говорил тебе ничего?

— Нет, я его сегодня не видела.

— Ну знаешь! Это, конечно, твоё личное дело, но я бы такого отношения к себе не потерпела! Когда у меня муж стал налево захаживать, я его быстренько выставила. Хотя и ребёнок маленький на руках был. И знаешь, не жалею. Лучше уж одной, чем так…

— Я не верю. Не могло у него ничего быть с той девчонкой, я бы почувствовала.

— Вот-вот, все мы такие дуры, всё не верим, пока в своей кровати чужую девку не застанем. Знаешь, ты бы его послушала: «У девочки — первая любовь!» Фу! Противно! Они слова красивые говорить — мастаки, а сами… В общем, дело твоё. Ты спросила, я — рассказала. Не веришь, нечего было спрашивать. Мне про всю эту грязь рассказывать — удовольствия никакого! А теперь мне домой пора, сын ждёт. Хочешь, других расспроси. Всё! Хватит! Пошли!

Татьяна Ивановна встала, застегнула дублёнку и, не глядя на Ольгу, двинулась к двери.

Весь вечер Ольга ждала звонка. Ведь должен же Олег что-то объяснить, может быть сказать, что всё это — бабьи сплетни. Может, и не целовался он вовсе, а просто рядом стоял, может, как ребёнка чмокнул… А Татьяна и приврать могла, если узнала, что Олег на неё бочку катит. Она такая. Ну и что с того, что он ничего не отрицал, может, просто из гордости. Но должен же он ей позвонить! Рассказать! Поделиться! Или всё-таки это — правда, и Олег не звонит потому, что ему нечего сказать. Может, и правда, с этой Малышевой у него была любовь, а с ней, с Ольгой, так, для постели…

В десять вечера Ольга не выдержала и позвонила Олегу сама, потом в половине одиннадцатого, потом в одиннадцать, полдвенадцатого… Но только редкие длинные гудки звучали в трубке. «Где же он? — думала она. — Где же он?»

Утром в школу пришла рано, всё ждала, что двери откроются и войдёт Олег, подбегала к окошку, стараясь разглядеть в утренних сумерках знакомую фигуру. Она увидала его входящим в школу в середине первого урока. У доски объясняла какой-то пример, как вдруг её будто толкнуло что-то. Она глянула сквозь оконное стекло и увидала его поднимающимся на школьное крыльцо. Шагал он твёрдо, уверенно, не сутулясь.

«Олег! — чуть не крикнула ему Ольга. — Ну оглянись же, подними глаза, просто кивни головой, чтобы я увидала, что ты обо мне помнишь, что я тебе нужна…»

Но Олег, не поднимая головы, скрылся под козырьком двери.

«Сейчас зайдёт», — думала Ольга.

Но время шло, никто не открывал дверь класса. «Наверное, на перемене», — решила она.

Прошла перемена, потом второй урок, потом снова перемена, потом ещё… Олег не приходил.

Как она вела уроки, Ольга не помнила, помнила только это чувство нервного напряжения и постоянного ожидания, доводящее чуть не до слёз. Когда окончился шестой урок, напряжение вдруг спало.