Онлайн книга «Снобы»
– Мы заходили на чай. – Наверное, они хотели поговорить с вами о, ну, об этой истории. – Что-то в этом роде. – Что они сказали? Я не был готов выдать леди Акфильд ее сыну. Кроме всего прочего, пусть я считал ее просьбу назойливой и неуместной, я не сомневался в ее искренности. Ее ребенок выглядел просто кошмарно. Конечно, ей хотелось сделать так, чтобы все закончилось, – какая мать не хотела бы этого? Я не мог ее винить, поэтому пожал плечами. Чарльз продолжал: – Они очень хотят поторопить события. Хотят, чтобы я «оставил все позади». – А ты против? Он снова принялся глядеть в окно. Было самое начало мая, и цветы, просыпающиеся к жизни на любовно ухоженных террасах, должны были выглядеть свежими и радостными, но утром был ливень, поэтому все они казались промокшими насквозь и усталыми. За низкой изгородью деревья только начинали распускаться, и это была еще легкая, первая листва, нежная и липкая. – Они отправили меня на Ямайку в ноябре с Клариссой и несколькими ее друзьями. – Весело было? Я поискал глазами Клариссу, она наполняла гостям бокалы. Чарльз проследил за моим взглядом. – Бедная старушка Кларисса. Да. Неплохо. Я люблю Ямайку. Ну, по крайней мере Охо Риос. Ты там бывал? Я покачал головой. – Моя милая мама пытается подобрать мне пару. Она не хочет второй раз испытывать судьбу на открытом рынке. Он рассмеялся. – Полагаю, она просто хочет тебе счастья, – сказал я. Он посмотрел на меня: – Не совсем так. Понимаешь, она действительно хочет, чтобы я был счастлив, но на этот раз она хочет для меня такого счастья, которое она смогла бы понять. Она боится неизвестности. Эдит была чем-то неизвестным. Она думает, что старается ради моего блага, но в большей степени она просто стремится предотвратить повторение истории. В Бротоне больше не должно появляться посторонних. Эдит и Эрика было вполне достаточно. – Ну, я могу ее понять – как минимум в отношении Эрика, – сказал я, и мы рассмеялись. Я снова посмотрел на Клариссу, она начала бросать в нашу сторону слегка обеспокоенные взгляды, как будто чувствовала, что наш разговор не предвещает ей ничего хорошего. Она была милая девушка и прекрасно справилась бы с задачей – значительно лучше, пожалуй, чем бедняжка Эдит, сколько бы последняя ни старалась. Почему ей нельзя попытаться осчастливить Чарльза? Но даже размышляя таким образом, я понимал, что вся эта история – плод воображения леди Акфильд и таковой ей и суждено остаться. – Ты видел Эдит в последнее время? И снова меня поразило заблуждение, в котором я нередко оказывался, в частности и особенно с Чарльзом, – предполагать, что глупые люди лишены глубоких чувств. Не то чтобы Чарльз был именно глуп. Просто он был не способен на оригинальную мысль. Но я знал, что он был более чем способен на великую любовь. Очень увлекательно бывает рассуждать о причинах выбора предмета любви. Мне нравится Эдит, и нравилась с самой первой встречи. Я получал удовольствие от ее красоты, ее сдержанной самоиронии и ее естественно спокойной манеры держаться, – но я понятия не имею, как случилось, что она стала предметом такой великой любви для Человека, у Которого Было Все. Самой приятной и интересной ее чертой, как собеседника, в конце концов, было ее чувство юмора, которое Чарльз был не способен оценить или даже понять. По-своему я был озадачен не менее леди Акфильд, почему он не выбрал кого-то своего сорта, чтобы невеста хорошо ориентировалась в свете, была знакома с остальными обитателями их мира, заседала в благотворительных обществах, ездила верхом и распоряжалась в деревне без колебаний – и уж точно без той потаенной насмешки над собой, которая во многом лежала в основе того, как Эдит исполняла свою роль. Но как бы там ни было, что есть, то есть. Чарльз полюбил Эдит Лэвери, и полюбил всем сердцем. Она нанесла почти смертельный удар его самолюбию и даже самой его жизни, но когда он повернулся ко мне, по нему было сразу видно, что он ее любит. – Адела ее видела где-то на днях. – Как она? – Неплохо, я думаю. Это тернистый путь, если позволите. Мне не хотелось говорить, что вид у нее был удрученный, чтобы не будить в его груди надежду, обреченную на разочарование, но не хотелось мне и говорить, что она сияла от счастья, потому что это причинило бы ненужную боль. И было бы, насколько я понял по рассказу Аделы, неправдой. – Ты увидишь ее в ближайшее время? – Я думал, не пригласить ли ее на обед. – Скажи ей… скажи ей, что я сделаю, как она захочет. Ну, понимаешь. Чтобы ей было удобно. – Я кивнул. – И передавай ей привет и мою любовь. Как и следовало ожидать, Дэвид не получил особого удовольствия от своего путешествия в Вальхаллу. Как часто бывает в таких случаях, воплощение мечты влечет за собой ее развенчание. В своем воображении Дэвид и ему подобные видят себя истинными представителями круга избранных, закадычными приятелями половины пэров и лордов страны; он представлял себе, как обменивается историями о друзьях детства и строит планы снять на две семьи виллу в Таскании. В действительности попытки вести себя таким образом только приносят им разочарование и озлобляют, потому что они оказываются в ситуации, где с ними обходятся пренебрежительно, как с пришельцами из иного мира, те самые люди, кого они всю сознательную жизнь боготворили и копировали. – Должен сказать, – бурчал он, забираясь на заднее сиденье моей машины, – эти Боханы показались мне довольно непростыми в обращении. Вы их знаете? – Я когда-то был с ним немного знаком. – Правда? Я даже не знаю, что о нем и думать. Я улыбнулся: – Он слабоумный. А она что за человек? – С ней очень нелегко, я вам скажу. Изабел кивнула: – Диана Бохан пошла на непростую сделку, и только зависть окружающих как-то позволяет ей чувствовать, что она не зря это сделала. Интересно, долго ли она вытерпит. Лет через пять мы определенно прочтем в газетах, что она сбежала с местным доктором. Адела покачала головой: – Нет, не прочтем. Я познакомилась с ней, когда она дебютировала. Она проживет жизнь и с Гитлером, если он даст ей титул и дом. Изабел подняла брови: – По-моему, я бы предпочла Гитлера. Меня заинтересовал этот короткий разговор, потому что хоть они и насмехались над достойным жалости лицемерием Дианы Бохан, я хорошо понимал, что Адела, и Дэвид, и даже Изабел, что бы они ни говорили, по существу, одобряли ее сговор с дьяволом. Возможно, никто из них и не был бы готов связать свою жизнь с тем, кто им отвратителен, но те из их знакомых девушек, что так поступили (а я могу назвать таких не менее семи, просто заглянув в свою телефонную книжку), не были достойны презрения в их глазах, если не нарушали условий контракта. Для обитателей этого мира именно в этом и заключалось истинное преступление Эдит. Не в том, что она вышла за Чарльза, не любя его, а в том, что оставила его, чтобы любить другого. Для них безрассудством было отказаться отложных ценностей, в приверженности которым она расписалась при заключении брака, и попытаться вернуться к ценностям вечным. Ее решение не было практичным, оно не было mondaine [44] . Американцы могут прикидываться, что восхищаются этим – в литературе, если не в жизни, – но англичане, по крайней мере наиболее обеспеченная часть среднего класса и высших слоев общества, – нет. В Штатах история отречения [45] описывается как: «Он отказался от целого мира ради любви», – а англичане, по крайней мере определенного типа, видят в этом только ребячество, безответственность и абсурдный поступок. |