Книга Танец семи покрывал, страница 39 – Вера Ветковская

— В нем будет похоронено много тайн… Я еще не вижу картину, но слышу отдельные призвуки, стоны… У тебя так бывает? — обратился он к жене.

Стася энергично кивнула:

— Бывает, я, как композитор, иду от звука.

— Ну вот, я слышу что-то вроде эха рога в сырой Ронсевальской долине, — объяснил Чон. — Ну а как ты поживаешь, друг Стеф?

И опять Стефан уловил нечто необычное в вопросе Павла, как будто Чон спросил вовсе не о нем, а о ком-то другом, кого прямо назвать не мог.

Не успел Стефан открыть рот, как Марианна, опустив взгляд, ответила:

— Счастливо он поживает. Зара его вернулась из гастролей. Она тоже всем нам подарки привезла…

— Вот как? — равнодушно бросил Чон. — Какие же?

— Тебе, наверное, это будет не слишком интересно, — искоса глянув на него, произнесла Марианна.

— Пожалуй, — зевнул Чон.

— Но почему? — запротестовал Стефан. — Стася, покажись Павлу в том платье, он обомлеет…

— Не стоит, — отнекивалась Стася.

— Оно тебе безумно идет! Ты в нем похожа на ундину!

Через минуту Стася спустилась в столовую в сером льняном платье, осторожно придерживая края юбки.

— Правда, потрясающе? — спросил Стефан.

— Да, — согласился Чон.

— В этом платье Стася похожа на потомка Гедимина, — заметила Марианна.

— Скорее, Ягайлы, — усмехнулась Стася. — В моих жилах все-таки течет польская кровь. Ну все, пойду переоденусь.

— Стася, — взмолился Стеф, — посиди с нами в этом наряде! Чон, скажи ей, чтобы она не снимала его! Она почему-то не любит это платье…

— Да? — как будто удивился Чон. — Ну, это ее право. Гераклу тоже не понравился подарок Несса, — пробормотал он себе под нос, но Марианна услышала:

— Несса? Кентавра? Там вроде был плащ, пропитанный отравой? Расскажи-ка, Павел!

— Устал. — Чон потянулся за столом. — Всем спасибо. Было очень вкусно. Стася, хочешь, я тебе поиграю?

— Только переоденусь, — отозвалась Стася.

— Нужно пригласить к нам Зару в гости, — спустя несколько дней сказала Стася.

— Я все ждал, когда вы до этого додумаетесь, — с обидой произнес Стефан. — Зара исключительно талантливый человек и тактичный. Я приглашал ее, но она боится, что явится некстати. Понять не могу, отчего вы все против нее настроены?

— Мы? — ответила за всех Марианна. — Да ты что! С какой это стати! Правда, Чон? Передай, Стеф, Заре мою особую благодарность за бусы.

— Ты сама можешь это сделать! — свирепо молвил Стеф.

— Но она же не приходит!

Стефан понял, что этот лукавый разговор пошел по замкнутому кругу и сурово промолвил:

— Завтра же приглашу Зарему к нам!

— Ну конечно, — согласилась Стася.

— Что скажешь, Павел?

— Стася сказала: ну конечно, — ответил Чон.

Марианна внимательно посмотрела на него…

Чон вовсе не был так спокоен, как пытался убедить себя.

Если б он мог вынуть из груди собственное сердце, как старинную медаль, то на одной стороне увидел бы оттиск одного профиля — светлобровый, русоволосый, чистый, а на обратной — смуглый, с разлетающимися бровями, черный профиль в ореоле черных волос… Тень этой черноволосой падала на его истинную любовь, как крыло Коршуна на Одетту, он отгонял ее от себя, он брал Стасю на колени и часами слушал, как она пересказывает ему в библиотеке сюжеты старинных романов, которые читала в юности.

Чон писал картину — и тень, клубившаяся в его сердце, изливалась в краске. Нет, он не боялся Зары! Пусть приходит. Она увидит его спокойным и счастливым. Если только у него получится эта картина. Если только она получится. Он не смел договорить фразу до конца — если только она получится не хуже, чем у Стаси…

Эскизы, сделанные углем, ужасно понравились Стасе. Она вообще считала, что уголь, сангина, карандаш и тушь — это его епархия. Но Чон как на грех рвался к краске.

— Деревья у тебя разговаривают страшно, как в грозу, — отметила Стася.

— Как в грозу?

— Да, они таят угрозу для человека. Я бы на твоем месте сделала все это в графике… А это еще зачем?

Стася ткнула пальцем в нарисованную в углу морскую раковину.

— Она мне нужна здесь; прежде на месте сада было морское дно.

— Убери, штамп. Голландцы, а за ними Сальвадор Дали напичкали ракушками многие картины. И вообще, избегай мнимой многозначительности.

Чону хотелось раздраженно молвить: не учи меня! Но Стася говорила дело.

— Твои бабочки тоже прилетели из «Прогулки заключенных», — лишь буркнул он в отместку.

В тот день, когда Павел стал делать подмалевку, явилась Зара.

Сперва он услышал ее голос в саду. Он замер с кистью в руке.

Ему почудилось, что из кисти тут же ушла вся сила, которую он ощущал минуту назад.

Он слышал ее голос как будто не слухом, а всем своим существом — кровью, жилами, кожей.

Вот теперь ему сделалось страшно.

Он понял, что так и не смог забыть ее, что она все еще представляет для него опасность.

Чон скрипнул зубами.

Стася о чем-то разговаривала в саду с Зарой, Стеф срывал спелые яблоки с дерева и бросал их себе за пазуху.

Чон вышел на веранду.

Две девушки в саду…

Он был уверен, что Зара почувствовала на себе его взгляд, как и Стася, которая уже успела позвать его взглядом: спускайся, мол, к нам. Но Зара — Зара не шелохнулась. Она стояла в необычной для себя скромной позе, пятки вместе, носки врозь, первая позиция, прижимая к груди лакированную сумочку, в скромном коричневом платье с белым воротничком, с волосами, уложенными ракушкой.

Чон был вынужден спуститься.

Когда он шел к ним навстречу, то увидел, что Зара неторопливо, вежливо обернулась на звук его шагов, наклонила голову в знак приветствия. Чон ответил ей полупоклоном. У него все поплыло перед глазами, настолько красивой показалась ему Зара, хотя если бы он пригляделся, то заметил бы, что она бледна, похудела, казалась усталой.

Она рассказывала Стасе о Прибалтике.

Что-то необычное было теперь в манере ее речи… Степенность и благородство, даже некоторая величавость и яркая образность, вместо прежних сленговых словечек. Зара как раз описывала концерт в Домском соборе, на котором выступала певица Лина Мкртчян.

— Да, у нее изумительное контральто, — подал голос Стеф, который знал о голосе Лины от Марианны. — Она произвела на тебя впечатление?

Зара ненадолго задумалась.