Книга Слово на букву "Л", страница 52 – Клер Кальман

Белла выступила вперед и обменялась с матерью двумя поцелуями в щеку.

— Его зовут Уилл, — сказала она. — Уилл, а не Уильям.

— Да это все равно, — отмахнулся он.

— Не хотите ли шерри? — Алессандра взяла его под локоть и препроводила в гостиную. — Последний Беллин парень очень, очень его любил.

С моей дочерью любой станет алкоголиком.

Она так это сказала, как будто Патрик пил беспробудно. А кто, интересно, отказался бы от стаканчика? Или бутылки, если уж на то пошло? Запри добропорядочного квакера на выходные один на один с Алессандрой, и тот накапал бы себе в какао денатурата.

— Ну, немножко… — начал было Уилл.

— Конечно, сами мы так рано почти никогда не пьем. Да что с нас взять, живем в глуши, столичной моды не знаем. Так, может быть, вам кофе?

— Да, конечно, с удовольствием выпью то же, что и вы.

Вошел только что вернувшийся из сада Джеральд, пожал Уиллу руку и похлопал того по плечу.

— Ты, значит, Уилл. Хорошо, хорошо. Очень рады тебя видеть.

Он полез в шкафчик, откуда послышалось ободрительное звяканье.

— Выпьешь со мной скотча? Или, может, джина с тоником?

— Спасибо, скотча — чуть-чуть.

— Какая красивая комната, миссис Крейцер. — Уилл прошел в угловой кабинет. — Восемнадцатый век?

— Да. Но, Уильям, я надеюсь, Белла не запугала вас нашими порядками?

— Уилл, мама.

— Мы с Джеральдом — люди простые, верно, милый?

— Хм? — ответил тот.

— Пожалуйста, называйте меня просто, — она собралась с духом, словно исполняя арию, — Алессандра.

К удивлению Беллы, им постелили в комнате для гостей — вместе.

— Надеюсь, ты не против спать не одна? — со смешком сказала Алессандра, отчего ее фраза прозвучала как двусмысленность.

— В тридцать лет это нормально, мама.

— И я так думаю, и я так думаю, Белла, дорогая. — Алессандра задернула шторы и слегка передвинула вазу с колючим остролистом. — Хотя я, конечно, безнадежно отстала от жизни. — Она расправила полотенца для гостей, висящие на краю умывальника. — Здесь полотенца, мыло. Да… Вот подожди, когда твои дети начнут тебе выговаривать за каждое слово, тогда посмотрим.

Белла начала разбирать свой портплед.

— Я тебе не выговариваю, — сказала она косметичке. — Я просто говорю, что если бы я в моем возрасте спала в отдельной комнате, это было бы просто ненормально.

— О чем же спорить? — Алессандра остановилась в дверях. — Ты ведь не в отдельной комнате?

Она улыбнулась Уиллу:

— Если будут нужны еще полотенца, скажите.

Дверь за ней захлопнулась.

— Бога ради! И я так думаю, Белла, дорогая! И эти полотенца! — Белла пнула гору сложенных на кресле полотенец. — Зачем нам столько? Чем, она думает, мы будем здесь заниматься? Роды принимать? Обливаться кленовым сиропом?

— Ну-ну, успокойся. — Руки Уилла обвились вокруг ее талии. — Да, так что там насчет кленового сиропа?

— Теперь я понимаю, откуда у Беллы такое кулинарное изящество, — заметил за ужином Уилл, сияя так, как будто на него посыпалась манна небесная. — Это просто великолепно.

— Подлиза! — одними губами прошептала Белла.

Когда они остались наедине, Уилл уселся на кровать и приступил к Белле с расспросами, в чем, собственно, дело.

— Теперь я понимаю, откуда у Беллы такое кулинарное изящество! — передразнила она. — Изящество? А куда же подевался нормальный английский язык?

— Чего ты на меня-то злишься? Я — не твоя мать.

— Очень смешно. И я не злюсь.

— Нет, злишься. Я думал, ты сама хотела, чтобы я похвалил ее стряпню. В руководстве по посещению родителей так и написано: «Похвалить стряпню».

Уголки его рта подрагивали, как будто он ожидал, что она сейчас рассмеется вместе с ним.

— Да? Но там не написано: «Сюсюкать с ними до умопомрачения!» Подхалим!

— О, как мило. Я тебя тоже люблю.

— Когда ты здесь, будь на моей стороне, пожалуйста. Больше я тебя ни о чем не прошу.

— На твоей стороне? А я, по-твоему, на чьей? Я просто стараюсь понравиться твоей маме, я, в конце концов, просто вежлив. В гостях так принято. Этот древний обычай, кстати, называется Уметь Ладить с Людьми. Советую и тебе попробовать.

— Ш-ш! Тише. А я, значит, не умею ладить с людьми?

— Ну, по крайней мере, тебе не повредит новая революционная тактика — говорить маме приятные вещи.

Белла со скрипом отодвинула тугой шпингалет и открыла окно.

— Я так и знала, что ты ничего про нее не поймешь.

Он подошел к ней и положил руку ей на плечо, но она лишь стряхнула ее.

— Я понимаю. Она с тобой немного неуклюжа. Как будто ей неловко. Не знаю, почему. Но ты все только усугубляешь, разве ты не видишь? Рядом с тобой она так нервничает, как будто боится, что ты ее ударишь.

— Она нервничает! Ха!

Уилл серьезно кивнул:

— Да, так и есть. Похоже, вы обе застряли в каком-то тупике. Почему бы тебе не сделать первый шаг, как Элен тебе советовала?

— А почему я? Она мне мать, а матери обычно берут такие вещи на себя.

— Что-что? Ну, знаешь, с таким подходом ты далеко не уедешь. Ей-богу, ты как в школе: сэр, она первая начала!

— Но я пытаюсь, — скрестила она руки на груди. — Ты просто не понимаешь, ничего не понимаешь.

— А как мне понять, — в его голосе появились резкие нотки, — когда ты мне ничего не рассказываешь? Ничего не рассказываешь о своих трудностях, страхах. Ты просто меняешь тему разговора и отворачиваешься или отшучиваешься. Вообще-то, ты от всего отшучиваешься. Но, Белла, разве так можно?

Белла хотела было заговорить, возразить, ответить ему такими же горькими словами. Но она не могла проглотить застрявший в горле комок. Сосредоточенно сглатывая, она лишь пыталась хоть немного вздохнуть.

— Нет, так нельзя, Белла, — продолжил Уилл. — Конечно, я многого не знаю, я чужой в твоей семье. Может, это все, черт возьми, и не мое дело.

Если бы она повернулась к нему, отошла от окна, то увидела бы, что он вдруг как-то съежился, уменьшился, словно признавая свое поражение.

— Может, и не твое, — сказала она, глядя прямо перед собой. — И не стоит тебе о нас беспокоиться.

Она услышала, как он глубоко-глубоко вздохнул. Щелкнула закрывшаяся за ним дверь. Она стояла тихо, как на одной из своих картин; облокотившись на оконный переплет, смотрела в сад своей мечты.