Книга Селеста, бедная Селеста..., страница 31 – Александра Матвеева

— А вы кто?

— Интересно, правда? Вот и мне интересно, а вы кто? — ехидно ответил парень.

Почему я решила, что ответ ехидный? И голос, и выражение лица парня можно было определить термином «никакие», однако я могла поклясться, что он ехидничает. Парень подождал, не скажу ли я чего, не дождался и скомандовал:

— Пойдем! — И я послушно пошла, потому что уже догадалась, кто он.

Он повернул налево, и я подумала, что он поведет меня в кабинет, и внутренне сжалась. Дверь кабинета была открыта, там явно происходила какая-то суета и слышались мужские голоса. К счастью, в кабинет мы не вошли, парень остренько взглянул мне в лицо светлыми глазками и разочарованно отвернулся. Его можно понять. Я проходила психологический тест на должность убийцы, но не выказала нужной реакции, и теперь мент не знал, то ли я не убивала и не знаю об убийстве, то ли не убивала и знаю об убийстве, но держу себя в руках, то ли такая хладнокровная убийца, что мне наплевать на место убийства и горы трупов.

Вовсе не наплевать. Я не упала в обморок у дверей кабинета только потому, что все это время находилась в обморочном состоянии. И в этом состоянии я ходила, говорила и даже пыталась думать о чем-то постороннем. О чем угодно, только не о том, что назойливо лезет в голову с той минуты, как я увидела Градова на полу кабинета.

За кабинетом мы сразу повернули в параллельный коридорчик и пошли в обратном направлении. Выходит, я оказалась права, мент ставил мне ловушку — ходить мимо кабинета никакой необходимости не было.

Парень толкнул дверь на кухню и пропустил меня вперед. Стоя на пороге, я увидела их всех сразу.

Два незнакомых мужика: один помоложе — худощавый и, пожалуй, симпатичный — сидел за столом и поднял голову, второй — чуть за сорок, невысокий, невзрачный — стоял у окна спиной к комнате и говорил по сотовому.

Мария Алексеевна и Таня сидели на лавке у самого стола, а Лешка один в стороне, бросив на колени сильные обнаженные по локоть руки и опустив голову. Он не изменил позы, словно не заметил нашего прихода. Мария Алексеевна и Таня смотрели на меня во все глаза. Мария Алексеевна даже подалась ко мне всем корпусом и вскрикнула:

— Аленька! Какая беда… — Осеклась под взглядом худощавого милиционера, плюхнулась на лавку и заплакала. Судя по ее лицу, она все время плакала. Танино лицо следов слез не носило, оно осунулось и постарело. Таня тоже горевала, но ее горе трансформировалось в злость, и Таня злилась, что явно читалось на ее лице.

— Вот! — похвастался приведший меня толстяк. — Чего нашел. Хороша?

— Недурна, — согласился его партнер и обратился к Марии Алексеевне: — Вы утверждали, что все обитатели дома здесь, и вдруг Гришаня находит… Где, кстати, ты ее нашел?

— В ванной. Пошел, понимаешь, в туалет и нашел. Нечаянно. О черт! Зачем пошел-то и не сделал.

Гришаня развернулся и скрылся за дверью. Я все время боялась, что он изложит подробности нашей встречи, и с облегчением проводила взглядом его спину. Понятно, что он ушел не навсегда и обязательно расскажет, как нашел меня в обнимку с унитазом. Но по крайней мере не сейчас.

Его товарищ отвел глаза от закрывшейся двери и продолжил в адрес Марии Алексеевны:

— Видите, как у нас получается? Пошел Гришаня в туалет и нашел целую девушку. А ведь это мог быть и я. Не повезло. А все почему? Поверил я вам, что в доме больше никого нет, и не пошел искать.

Он сокрушенно покачал головой, и Мария Алексеевна, пытаясь оправдаться, сказала чистую правду:

— Я просто про нее совсем забыла.

Мент не поверил, а зря. Она действительно забыла, и неудивительно. Почему обо мне не сказал Лешка, я тоже могла предположить, но вот отчего молчала Таня?

— Итак, кто вы такая? — строго спросил парень.

— А вы? — парировала я не менее строго и, пройдя мимо него, села на лавку между Таней и Лешкой. Таня опасливо покосилась на меня и попыталась отодвинуться. Лешка по-прежнему не реагировал на мое присутствие.

— Знаете свои права? — прищурился мент.

— О чем вы? — ответно прищурилась я. — Просто интересуюсь, с кем разговариваю.

Парень весело хмыкнул и зыркнул в угол на другого мента, но тот ни на что не обращая внимания, совещался со своей трубкой. Тем не менее весельчак, очевидно, получил какой-то невидимый постороннему знак, потому что, привстав, вытащил из заднего кармана штанов удостоверение и, предъявив мне, как положено, в раскрытом виде, представился:

— Старший лейтенант Петров.

Я, в свою очередь, назвалась, и старший лейтенант Петров занес мои данные на какой-то официальный бланк.

— Кем вы приходитесь хозяевам дома?

— Знакомая.

— С кем конкретно поддерживаете отношения?

— Я учусь с Алексеем Истоминым.

— Что делаете в доме?

— Приехала погостить по приглашению Алексея.

— Давно знакомы с обитателями дома?

— Да нет, до приезда сюда никого не знала.

— Вы знаете, почему мы здесь?

— Нет. (Внимание, Алька, будь начеку.)

— Когда вы в последний раз видели Градова?

— В полдень за обедом.

— Позже не видели?

— Нет. (Спокойно, спокойно.)

— Где вы провели остаток дня?

— В отведенной мне комнате.

— Чем занимались?

— Спала.

— Спали?

— Да. Мне нездоровилось.

— Значит, из комнаты вы не выходили?

Я отрицательно покачала головой, и мы помолчали. Молчали не только мы с лейтенантом. Тишину в комнате прерывали только нечастые невнятные звуки из угла, где помещался человек с телефоном. Петров глубоко вздохнул, и я приготовилась отвечать на очередную порцию вопросов.

— Вы не удивляетесь моим вопросам?

— Нет. — Я позволила себе легкое движение плечом.

Петров прищурился:

— Вам что-то известно?

— О чем? (Внимание!)

— О происшествии.

— Нет.

— Но вы ни о чем не спрашиваете?

— Какого вопроса вы ждете?

— Ну, например, что случилось?

— И вы получите возможность прорычать в ответ: «Здесь вопросы задаю я!»

Разозлился. Вот и хорошо. Пусть немного попыхтит и даст мне собраться с силами перед главным вопросом.

— Эти слова в плохих фильмах о милиции говорит следователь, — весело произнес Петров. Что-то уж слишком быстро он с собой справился. Догадался, что я нарочно его злю?

— А бывают хорошие фильмы о милиции? — продолжала я его дразнить.